в то же время убедительно и показательно дистанцировались и выступили против «откровенно националистических» кандидатов, – например, таких как лидер Руха Вячеслав Черновол. «Ортодоксальные» коммунисты в этот период находились в состоянии шока и дезориентации, вызванном решением Верховной рады 30 августа 1991 распустить и запретить КПУ, и не выдвинули «левую» альтернативу кандидатуре Кравчука. «Национальные коммунисты», используя гетерогенные политические артикуляции нового соединения популистских дискурсов коммунизма и национализма, имели возможность апеллировать к политическому воображаемому «советизированного» русскоязычного населения индустриальных районов юга и востока Украины и одновременно успешно подчеркивали значимость национальных интересов для преобразования Украины в богатую и процветающую страну.[146]

В ходе борьбы за гегемонию Кравчук, избранный президентом большинством в 61.6 % голосов (его ближайший конкурент Черновол получил 23.3 %), продолжил дрейф к идеологии национализма. Должности министра культуры (И. Дзюба) и вице-премьер-министра по гуманитарным вопросам (М. Жулинский) были предоставлены националистам. Был объявлен курс на украинизацию в образовании, культуре и общественной политике – так же, как и стратегическая необходимость возрождения украинской национальной литературы и историографии. Другими словами, мы можем сказать, что в пик самого тяжелого экономического кризиса, вызванного крахом советской командно-административной экономики, украинское правительство под руководством Кравчука пыталось контролировать социо-политическую ситуацию посредством «создания новой системы ценностей с целью восполнения духовной пустоты»,[147] используя национализм (дополненный теперь даже тропом «российской угрозы» вновь обретенной – как в СССР после революции 17-го года – украинской независимости) как «конструктивную силу».[148]

В 1994 г. Кравчук в условиях катастрофической экономической ситуации в стране был вынужден пойти на досрочные президентские выборы, в которых он лидировал в первом туре, однако в итоге с небольшим отрывом (45,06 % против 52,15 %) проиграл другому представителю советской номенклатуры, бывшему директору «Южмаша» (наиболее крупного ракетостроительного завода в СССР), а затем премьер-министру независимой Украины (1992-1993) Леониду Кучме. В период выборов Украина переживала острую поляризацию на запад и центр против востока и юга и соответствующее разделение электората, маркированного по национальному критерию. В контексте нового победившего гегемонного дискурса «национального коммунизма» Кравчук, располагая провальным экономическим балансом, представлял как свое главное достижение построение украинской нации-государства (уровень падения валового национального продукта достиг 9.9 % в 1992, 14.2% в 1993 и рекордных 22.9 % в 1994) и получил поддержку почти всех националистических партий, что в то же время сместило его политическую риторику в сторону от универсалистски ориентированных требований модернизации социо-экономического строя украинского гражданского и инклюзивного «нового национализма» к политическим артикуляциям партикулярной группы представителей дискурса этнического национализма. Кучма, с другой стороны, внутри того же самого победившего гегемонного дискурса сделал ставку не только на дискурс национализма, но и одновременно выдвинул гетерогенные политические требования, учитывая также и «российскую карту», что оказалось близко населению не только западных, но и восточных регионов новой Украины. Его программа обещала предоставление русскому языку статуса второго государственного, а также развитие «стратегического» партнерства с Россией, объединяя тем самым левые и центристские политические партии и организации.[149]

Предвыборная борьба между Кравчуком и Кучмой в рамках нового гегемонного дискурса микстуры коммунизма и национализма с новыми политиками включения в дискурс «нового национализма», закончившаяся поражением Кравчука, который играл роль кандидата от объединенных националистических сил, зафиксировала эксклюзивность «нового национализма», который характеризуется не только тем, что выражает политические требования партикулярной группы населения Украины, но предполагает интенсивные внутренние политики исключения. Например, риторика лидера Руха В.Черновола в этот период все больше смещалась от национальнодемократического национализма к правому. В частности, он использовал аргументы о моральной ответственности тех национальных лидеров и активистов, которые в обмен на должности в правительстве, предлагаемые прежними членами советской номенклатуры, теперь оказались во власти, но лишились способности отстаивать интересы нации. Так, в речи «О жертвенном национализме и национализме карьеристском», посвященный 55-ой годовщине казни гестаповцами украинской поэтессы и активистки ОУН Олены Телиги, Черновол проводит резкое различие между националистами, способными на действия самопожертвования ради своей нации, и теми, чей национализм мотивирован сугубо карьерными соображениями. [150]

Однако поражение Кравчука в контексте микстуры дискурса коммунизма и национализма указывало лишь на трансформацию данного дискурса (в качестве ответа на ряд потрясений и дислокаций) по направлению к новой, более «включающей» его стадии, более способной к выполнению компенсаторной функции по воссозданию нестабильного социального единства разных групп населения – стадии, получившей позже название «кучмизма».

Дискурс микстуры коммунизма и национализма в период президентства Кучмы становится более гетерогенным, по сравнению с дискурсом Кравчука, что и было впоследствии названо им «политикой многовекторности». С одной стороны, он основывается на конструкции украинского национального воображаемого, сформулированного идеологами РУХа в конце 1980-х и акцентирующего специфику традиционных украинских национальных ценностей и практик – в частности, особое трудолюбие украинцев, которые традиционно упорно трудятся ради процветания своих семей и домашних хозяйств. Эти черты ассоциируются с духом экономической свободы, подрывавшей идеологические основы ортодоксального коммунистического режима. Голодомор 1932-33гг. по версии Кучмы являлся реакцией тоталитарного государства на угрозу, которую украинцы репрезентировали самим способом ведения национальной хозяйственной деятельности. Поэтому, по мнению Кучмы, геноцид целой нации, особенно слоя независимых крестьян указывает на важность задачи создания сильного украинского государства, которое будет способно защитить традиционный украинский образ жизни и природные устремления украинцев к свободе, труду и материальному благосостоянию, то есть приверженность частнособственническим традициям. В своей книге Про самое главное (1999)

Кучма формулирует особенности украинской нации следующим образом:

Украинец так тщательно и усердно занят своим хозяйством не только из-за любви к порядку, но также по совершенно понятной причине укрепления благосостояния. И, очевидно, эта особенность украинского характера – ориентация на накопление – является одной из наших национальных ценностей. Здесь нет ничего постыдного, хотя именно это пытались искоренить в нас в советский период. Мы умеем работать, умеем зарабатывать деньги и умеем распоряжаться заработанным таким образом, чтобы это служило для укрепления образа жизни, который является основой нашей жизни и создает благополучие для наших детей. И эта национальная ценность действительно нуждается в защите нашего собственного национального государства, так как много раз в нашей истории чужие руки пытались забрать и забирали у нас то, что мы сохраняли на завтрашний день для нового поколения.[151]

В то же время Кучма утверждает, что радикальные украинские националисты и национальные демократы не могут решить важную задачу построения сильного украинского государства. Поэтому «подлинные» националистические политические силы, стремящиеся защитить украинский народ, – это, по его словам, не демагогические, но политически не эффективные этноцентрические националисты Руха и ультранационалистических партий и движений, а те, которые отдают предпочтение объединению всех граждан независимо от их