кандидатуру отвергли самым беспардонным образом? У меня есть и гордость, и самоуважение! Но Подхомутников позвонил и предложил встретиться. Я согласился. Ну, мы и встретились.

– Где вы встретились? – спросила я.

– В кафе «Подснежник», – ответил Переводников.

– Во сколько вы там оказались? – продолжала я уточнять.

– Ну, часов в шесть вечера или около того.

– И долго вы там пробыли? – задала я очередной вопрос.

– Да нет, не особенно. Собственно, можно было и не встречаться. Подхомутников, царствие ему небесное, всё нравоучения мне читал. Дескать, начни, Григорий Алексеевич, писать как раньше, то есть в понятной, общепринятой манере. Тогда и твои картины будут участвовать в выставках. Ну уж нет! Я уже перерос реалистический этап. Это все равно что после института снова вернуться в начальную школу. Да и вообще, никто не может принудить художника творить по приказу. Это, кстати, касается не только живописцев, но и писателей, и поэтов. Но я не стал затевать дискуссию по этому поводу, просто встал и ушел.

– А Подхомутников остался в кафе? – спросила я.

– А я откуда знаю? – Переводников пожал тощими плечами. – Может, и остался, а может, и нет. Я же первый вышел из кафе. Что стало с ним дальше, я не знаю.

– Как не знаете? После встречи с вами Подхомутников был убит в своей квартире, – сообщила я.

– Да я-то тут при чем?

– Скажите, Григорий Алексеевич, что вы делали после того, как вышли из кафе? – спросила я.

– Пошел домой.

– Во сколько вы пришли домой? – тут же спросила я.

– Ну, часов в восемь вечера.

– И больше вы из дома не выходили? – продолжала уточнять я.

– Нет, не выходил.

– А кто может подтвердить ваши слова? Есть свидетели?

– Вам что, нужно мое алиби?

– Да, очень нужно, Григорий Алексеевич.

– Значит, все-таки подозреваете, – хмыкнул он. – Да господи ты боже мой! Есть у меня свидетели, есть у меня алиби, не беспокойтесь! Я пришел домой, а тут меня сосед зазвал к себе, у него сын вернулся из армии. Ну и пошло-поехало, пьянка-гулянка до небес. Я вообще-то не употребляю, но тут такой повод. Короче, сидели мы практически до полуночи, все могут подтвердить, что я никуда не отлучался. Идемте сейчас ко мне, сосед все подтвердит, – предложил Переводников.

– Пойдемте.

То, что соседи Григория Переводникова до сих пор радуются возвращению сына, чувствовалось еще на лестничной клетке. За дверью слышались оглушительно гремевшие хиты, радостные восклицания, топот ног, еще какое-то движение. Переводников позвонил в дверь, и она практически сразу открылась.

– О, Алексеевич к нам пожаловал! Проходи, сосед, всегда тебе рады!

В дверном проеме появился низкорослый мужчина среднего возраста. На нем были майка и растянутые треники. Они не скрывали выпирающего «пивного» живота.

– Подожди, Иван Дмитрич, – остановил мужчину Переводников. – Вот тут частный детектив требует подтвердить мое алиби.

– Чего-чего? Не понял, Алексеич, – прищурился сосед Переводникова.

– Ну, так сидели мы тут у тебя позавчера, отмечали демобилизацию Сергея, а в это время был убит художник. Подтверди, что я у вас пробыл до полуночи и никуда не выходил, – попросил Переводников.

– Так это что же получается? Тебя, Алексеич, подозревают в убийстве? Вот ни фига себе! Девушка, да он и мухи не обидит, зуб даю! Какое убийство, если мы гудели тут всю ночь? Нет, Алексеич ушел пораньше, потому как уже свою норму выработал, а мы остались. Мы любим перевыполнять норму, работаем по-стахановски, вот так-то вот. Да мы тут все под какой хочешь присягой подтвердим, что Алексеич никуда из дома не отлучался. Мать! – крикнул мужчина в глубину квартиры. – Иди сюда! Вот счас моя супружница вам подтвердит. Серега, сын, тоже. Он, правда, сейчас к приятелям пошел, ну так вернется скоро. Мать! Ты где там застряла? – снова закричал сосед Переводникова.

В прихожей наконец появилась полная низенькая женщина в цветастом халате с пучком жидких волос на макушке.

– Ты чего кричишь? Случилось что? – спросила она мужчину.

– Случилось! Соседа нашего, Алексеича, подозревают в убийстве! Как раз второго дня, когда мы Серегино возвращение отмечали, кого-то там замочили, а на Алексеича хотят это дело повесить!

– Да нет, девушка, – обратилась ко мне женщина, – все мы тут сидели за столом. А Григорий Алексеич интеллигентный человек, художник к тому же. Не мог он никого убить, это точно.

– А давайте мы сейчас все вместе пойдем в полицию и скажем! – вскричал сосед Переводникова. – Скажем, что Алексеич всю ночь был с нами и никого не мочил! Мать, давай собирайся!

– Подождите, – остановила я его, – если понадобится, вас вызовут повесткой.

– А я что? Я всегда пожалуйста, под присягой! – не унимался сосед Переводникова.

Собственно, я уже и сама поняла, что Григорий Переводников не мог быть убийцей Иннокентия Подхомутникова. Прежде всего потому, что вряд ли при такой дистрофичной комплекции и невысоком росточке у него хватило бы сил нанести смертельный удар Подхомутникову. Кроме того, у Григория Переводникова имеются свидетели; правда, полумаргиналы, но тем не менее. Не мог, в самом деле, Переводников, находясь под градусом, проникнуть в квартиру и благополучно из нее выбраться, не оставив никаких следов. Более того, Григорий Переводников, как я уже смогла сегодня убедиться, человек – импульсивный и непредсказуемый. А для того чтобы совершить такое убийство, необходим хорошо продуманный план и трезвая голова. Вот уши отрезать – это да, мне кажется, Переводников на такое способен.

Мы вышли из квартиры «свидетелей» вместе с Переводниковым. Я задала ему еще несколько вопросов о покойном Подхомутникове, но ничего полезного выяснить не удалось. В квартире Иннокентия Константиновича он не бывал. Тот устраивал выставки, вроде ни с кем не конфликтовал, держался со всеми корректно, в отношениях с женщинами замечен не был, вот и все.

Теперь стоит пообщаться с другим художником, Геннадием Алексеевичем Селиверстовым. Надеюсь, он более сдержан и в общении, и в оценках действительности и людей. Попытаюсь у него узнать, кто мог питать неприязнь к Иннокентию Подхомутникову до такой степени, что решился на убийство. Но поеду я к нему завтра. Сейчас уже поздно, надо возвращаться домой.

По дороге я заехала в супермаркет за продуктами. Позвонила Кире в надежде узнать что-то новенькое, но тот заявил, что никаких данных пока не появилось. Поужинала, выпила кофе и уселась за компьютер, чтобы посмотреть сведения об оккультных убийствах, в которых фигурирует отрезание у жертвы ушей.

Вообще-то, отрезание ушей практиковалось у разных народов. В некоторых странах так отмечали рабов. А еще отсутствие ушей означало, что этот человек кого-то ограбил или убил. Кроме того, в преступном мире уши отрезали тем, кто преступил законы воровской морали.

На Руси