перебивать, а поучать! Ишь, набралась дурных манер! Вот правду старые люди говорят: с кем поведешься, от того и наберешься! А ты, Каролина?! Как ты, дочь нимфы и дроу, могла, связаться с драконами?! Ну, ладно еще с драконами, с драконами еще, куда ни шло, но с гадами ползучими!

— С гадоящерами летуче-ползучими! — на свою беду не смог удержаться, чтобы не подразнить мою бабулю Эрик, очевидно, то ли лишенный инстинкта самосохранения, то ли ранее не имевший дело с нимфами в гневе.

— Еще хуже! — парировала она, продолжая свирепствовать, — даже и не гад, а так недогад-недоящер, не то ползучий, не то летучий!

— Бабу-у-у-уля, — то ли застонала, то ли зарыдала я, — пи-и-и-исьмо! Пожалуйста, просто скажи…, где письмо…

— И я сразу же оставлю и вас и вашу внучку в покое! — пообещал излишне уверенный в себе императорский отпрыск, не подозревая, что только подливает масла в огонь.

— Так он тебе еще и угрожать смеет?! Он что тебя в заложницах держит?! В твоей собственной комнате?! — не на шутку всполошилась грозная нимфа, и фантазия, и нрав у которой оказались не просто буйными, а буйно-помешанными. — И вообще, я не поняла, почему это я старая женщина стою, а это недоразумение, которое ни то гад, ни то ящер на постели разлеглось! — и она без всякого предупреждения просто щелчком пальцев смела зарвавшееся недоразумение с постели. Причем не просто смела, а сначала подбросила под потолок, а затем уронила себе под ноги. Кроме этого, прямо из подпола выросли вьюны, которые пока Эрик приходил в себя от шока, вызванного неожиданным прыжком, стремительно перешедшим в полет, а затем столь же неотвратимо стремительно в падение, спеленали его как младенца. — Вот так-то лучше! — усмехнулась бабуля, и надменно переступив через живое препятствие, прошагала, чтобы присесть на освободившееся место. — Ну, так о чем это я?

— О письме, бабушка, о письме… — вздохнув, напомнила я.

— А-а-а-а…, так я его потеряла, кажется… — бабуля постучала указательным пальцем по своему лбу, — или может, Виви случайно постирала его вместе с платьем…, понимаешь за всей этой кутерьмой и гостями… я о нем сначала забыла…, а потом подумала, что это может быть и к лучшему, что оно потерялось…

— И почему я не удивлен, — тяжело вздохнул Эрик, извивающийся как уж на сковородке, потому что пытался, таким образом, освободится от спеленавших его побегов вьюна.

— Эрик, дай бабушке договорить! — цыкнула я на него. — Ну, и что сказала Виви? — нетерпеливо обратилась я к бабушке.

— А причем здесь наша домовая экономка? — удивилась она.

С пола раздалось сначала недовольное рычание, а затем повалили густой дым и копоть.

И дым и копоть, как выяснилось, были от того, что сильный и могучий ящерогад не сумев разорвать путы усилием мышц, не нашел ничего лучше как попытаться освободиться от опутавших его ростков с помощью огня. И это, естественно, очень не понравилось вьюнку, у которого даже и мысли не возникло, просто так без боя отступить перед каким-то там огоньком. В результате, между вновь и вновь появляющимися новорожденными ростками и многочисленными огоньками, вспыхивающими то там, то тут, разыгралось нешуточное сражение, в котором огоньки пытались сжечь ростки вьюнка, а вьюнок в отместку все сильнее и сильнее сдавливал тело Эрика, являющегося виновником и разжигателем сражения.

— Ба-а-а, немедленно, отзови свою поросль! — указала я глазами на сражающегося с растением отважного бойца.

— Не надо! Я сам! — надменным тоном наотрез отказался от помощи гордый боец.

— Он сказал, что сам, — невозмутимо пожала плечами седовласая нимфа. — Так что не вижу причины ему мешать…

— Ба, письмо! — теряя терпение, напомнила я, — Ты сказала, что Виви, возможно, постирала платье вместе с письмом…

— А-а-а, так я у нее не спрашивала. Зачем мне это? Я просто дала задание домовым отыскать письмо и как найдут сдать его нашему семейному сакраментуму на хранение…

— Ну, и? — уточнила я.

— Что «ну, и»? — не поняла бабушка.

— Домовые… письмо… нашли? — четко выговаривая каждое слово, еще раз уточнила я.

— Наверное, же нашли! — невозмутимо констатировала древняя нимфа, — наша домовая челядь, знаешь ли, не имеет привычки мои распоряжения игнорировать! Так что мне нет нужды у них уточнять, выполнили они мое задание или не выполнили! Это только ты у меня такая непонятливая и своенравная! Тебе хоть кол на голове чеши, а ты все равно поступаешь, как сама хочешь, а не как тебя просят!

— Но, бабу-у-у-уля, письмо было адресовано мне! — возмутилась я. Как ты могла не сказать мне о нем? Как все они могли? Предатели!

— Никакие они не предатели, в моем доме хозяйка — я, а не ты, хоть ты и моя внучка! Так что, для домовых, мое слово — закон, а не твое!

Вот так одной фразой бабуля и действия домовых оправдала и меня на место поставила. В общем, обидно мне стало очень и за письмо, и за Эрика, и за себя. И чтобы хоть как-то ей отомстить, я освободила Эрика из пут вьюнка. Правда, освобождать его крайне необходимо было и так, и, причем, срочно, потому что иначе или он сам себя угробил бы посредством самосожжения, или вьюнок его таки бы задавил в своих удушающих объятиях.

— Знаешь, что бабу-у-у-уля! — разозлилась я. — Во-первых, больше не смей нападать на моих друзей, даже если они ящерогады! Во-вторых, не смей больше утаивать от меня мои письма! А в-третьих, верни мое письмо! Немедленно!

— Каролина, я же сказала тебе! Вот никогда ты не слушаешь, что тебе говорят! — покачала головой бабушка. — Нет у меня твоего письма, оно у нашего семейного сакраментума на хранении, если конечно домовые его все-таки нашли!

— И, в-четвертых, ключ верни! — потребовала я.

— Какой ключ? — абсолютно искренне недоумевала бабуля.

— От двери моей комнаты! — раздраженно объяснила я. — Я прекрасно помню, что я закрыла ее на замок! Так что, бабуля, ключ! — и я протянула руку.

Древняя нимфа, хотя и кряхтя и нехотя, но достала ключ из кармана и вложила мне в ладошку. — И кто тебя только, Каролина, воспитывал! — разочарованно посетовала она.

— Бабуль, зеркало чуть левее от тебя, загляни, познакомься! — предложила я.

— Кхе-кхе, извините, дамы, что вмешиваюсь в ваш милый тет-а-тет, — обратил на себя внимание императорский отпрыск, который даже после своего позорного поражения вьюнку, не утратил свойственной ему царственной надменности во взгляде и голосе. Единственное, выглядел он сейчас как принц погорелого королевства, причем, в буквальном смысле этого выражения. — Но как же насчет письма?

— А вам-то какое дело, молодой человек? — вежливо поинтересовалась бабушка, очевидно, вняв моей просьбе не оскорблять моих друзей.

— Ну, просто за Каролину