Вера

Проснулась.

За стеной слышались удары. Решила, что это опять Толя крушит свой кабинет, он как раз был за стеной спальни. Но тут было другое, кого-то били, или это была драка. Слышались сдавленные голоса, иногда крики, мат, что-то невнятное.

Глаза привыкли к темноте, села, кутаясь в тонкое покрывало, как же снова холодно. Я всё в той же комнате, а, может, это карцер, разбери местные порядки. Лампочку выкрутила, как только Глеб ушёл, не хотела, чтоб она била по глазам, хоть и тусклым светом.

Снова удары, теперь о дверь. Кого-то неплохо приложили. Там точно драка, но не было ни малейшего желания вставать идти узнавать, что же там, даже и через закрытую дверь. Сижу, смотрю в темноту и жду. Когда-нибудь там закончится это побоище. Закончилось быстро, дверь распахнулась, в проеме застыл мужской силуэт.

— Почему так темно? — Егор шагнул в помещение, шаря по стене рукой.

— Здесь нет выключателя, я искала.

— Вера! Ну, наконец-то, — Егор шёл на мой голос, вглядываясь в темноту. — Вера, с тобой все в порядке? — голос взволнованный, он подходит вплотную, садится на корточки, свет из коридора почти не доходит до моего угла.

— Ты постоянно меня спасаешь, это уже почти традиция, — пытаюсь сама его разглядеть, волосы взъерошены, одежда чем-то перепачкана. — Злой дракон запер принцессу в страшном подземелье, а смелый принц её нашел. Я так и знала, что попала в сказку.

Чувствую, как Егор улыбается, сжимает мои холодные руки, он снова такой горячий, перебирает пальцы, согревая их.

— Она ещё сидит и шутит, шутница, бл. ь, — это уже Глеб, закрывая своей фигурой весь дверной проем, стоит и сыплет презрение в мою сторону.

— Съебись, Морозов, я устал от твоих выходок, еще раз учудишь что-то подобное, параноик долбаный, я тебе еще всеку.

— Я забочусь о твоей безопасности в первую очередь, Егор, это моя работа, а она явно не та, за кого себя выдает.

— Да, она засланная шпионка, а ты Джеймс Бонд, её разоблачивший, все, блядь, не беси меня снова. Нет фактов, катись на хрен. Пойдем, Вер.

Снова подхватывает меня на руки и несет на выход. Обходим Глеба, который, словно монумент, врос в пол и не желает сдвинуться. Нет, я не торжествую и не злорадствую, Морозова можно понять, он выполняет свою работу.

— Носить меня на руках тоже становится традицией, — разглядываю лицо Егора, пока он идет по освещенному коридору. Ссадина на лбу, уже наливающийся синяк на скуле и разбита губа. — Поставь меня, я могу сама ходить.

— Сиди уже, идем обрабатывать мои в бою за принцессу полученные раны, — и улыбается, после чего морщится, видимо, губа разбита хорошо.

В просторной ванной его спальни сплошь черный и белый мрамор. Сидя на пуфике, сняв порванную рубашку, задрав ко мне голову, невозмутимо терпит. Промываю ссадину перекисью, дую, чтоб не щипало, словно ребенку. Мокрым бинтом по лицу смываю кровь. Останавливаюсь на разбитой губе, она припухла, касаюсь пальцами, хочу узнать его всего, потрогать, попробовать, словно ничего и не было.

— Больно? — не узнаю свой голос, шепотом прямо в губы, прикусывая свои, а самой хочется попробовать их на вкус, наверняка соленые с привкусом крови. Извращенка.

— Да.

— Как, больно? Не может быть, я даже не задеваю, — удивлённо вскидываю на Егора глаза, руки сразу одергиваю, он тут же перехватывает одну и прислоняет к своему паху.

— Вера, болит сил нет, — чувствую ладонью его возбуждение, очень сильное возбуждение, в животе моментально разливается жар. — Яйца сводит уже сутки.

— Фу, дурак какой, — отвечаю так по-детски, пытаясь одернуть руку, чувствую, как лицо заливается краской от таких похабных откровений. Но мне не дают, сильнее вжимают в пах. Второй рукой тянет за шею, находит мои губы, впивается в них своими. Я чувствую их вкус, вкус его крови на моем языке, да, она соленая, в нос ударяет её запах, я, словно животное, отвечаю на его дикий поцелуй.

— Тише, прости, тебе больно, — отстраняюсь, глажу по лицу. — Дай мне закончить.

— Хочешь поиграть в доктора, ну хорошо, — в голосе снисхождение и некая игра.

— Вообще-то я медицинская сестра с красным дипломом.

— Ну, это в корне меняет дело, я могу не волноваться. Я попал в руки профессионала.

— Не смешно, но да, это так, тебе не о чем волноваться, — заканчиваю с лицом, опускаюсь взглядом ниже, широкие плечи, грудь часто вздымается.

Егор неотрывно меня разглядывает, изучая мой интерес к нему, а я сама дышу через раз. Сильные руки, идеальный пресс с кубиками.

— Из-за чего вы подрались с Глебом? — отхожу на шаг назад, от этой концентрации тестостерона, удерживая в себе желание прикоснуться к нему.

— Хочешь обработать и его раны? — странно, но он злится.

— Вовсе нет.

— Морозов заигрался, в свете некоторых событий перегнул палку и извинится перед тобой.

— Мне не нужны его извинения.

— Они нужны мне! Тебя не было двенадцать часов, этот дебил уверял меня, что ты уехала в город. Да, без пальто, телефона, и в туфлях. Видимо, на северных оленях, потому что ни одна машина не выезжала, да и не выехала бы, все дороги занесены, снова была метель. Пойдем на кухню, поедим, — резко меняет тему.

— Да, я бы не отказалась от чего-то горячего, — в животе, как назло, предательски заурчало.

— Пойдем, — хватает за руку и тянет на выход. У Егора так странно меняется настроение: то по-мальчишески озорной, то безумно пошлый и порочный, а то жутко деловой и собранный.

Идя по дому, замечаю, что на улице ночь, судя по всему, глубокая. На просторной кухне вытаскиваем половину холодильника, Егор что-то греет в микроволновке, режет хлеб, так все по-домашнему, он в одних брюках, в помещении полумрак, а я им любуюсь, но так, чтоб не заметил.

— Будешь меня так разглядывать, не посмотрю на то, что ты голодная, сожру сам тебя прямо тут, — а сам улыбается, я невольно улыбаюсь в ответ.

В какой момент с ним стало так легко? Я знаю его несколько дней, а словно целую жизнь. Разве бывает, чтоб так сразу?

— Не думай ни о чем, Вер, не пытайся анализировать, я и сам не знаю, — видимо, мое лицо отразило задумчивость, а