его, было всё так неожиданно, резко, его наглость и напор. Мой первый поцелуй с незнакомцем, поцелуй, не вызвавший душевный трепет и желание, как это принято у девушек моего возраста. Я чувствовала его животный голод, он вибрировал в воздухе. Руки стали ледяными, а щеки горели.

Я однозначно больше не хотела встречать этого человека. Я даже не хотела знать его имени и спрашивать у дяди Геши, кто это был такой.

А спустя год, в такой же день, изнывающий от жары и зноя, он появился снова. Стал ещё больше, мощная шея, груда мышц, но те же холодные глаза, полные голода.

Взгляд наглее, ухмылка шире. Проведя кончиком языка по ровным белым зубам, снова подошёл слишком близко, в нос ударил холодный аромат парфюма.

— Ты стала еще соблазнительнее, птичка-Вероничка. Ты знаешь, что ты теперь моя птичка?

— Нет, я даже не знаю, кто вы.

— Через три месяца свадьба. Я обещал Геше не трогать тебя до этого момента, чертов моралист, но я готов подождать ещё. Надеюсь, ты не наделала глупостей за это время и твои губы такие же сладкие и невинные.

Стою, как последняя овца, слушаю весь этот бред и стараюсь думать, что это не может быть правдой. Я не собираюсь ни за кого замуж, да и вообще, замуж — это не про меня. Ни один парень или мужчина не вызывал во мне желания сходить на свидание или поцеловаться, а тут свадьба, это что, какая-то шутка, должно быть.

— Доченька, поверь, так будет лучше, — дядя Геша отвечал на мои вопросы о замужестве и грядущем торжестве. — Анатолий прекрасный мальчик, самое время заводить семью, у него впереди карьера и большие перспективы, ты ни в чём не будешь нуждаться. Красивая, молодая, мечта любого мужчины. Анатолий просил твоей руки еще год назад, но ты была слишком молода, он ждал год и не изменил своим намерениям.

Значит, Анатолий, тот хищник с улыбкой и оскалом гиены, и есть прекрасный мальчик, в перспективе мой будущий муж. Не знаю, почему я тогда так покорно согласилась, кроме как глупостью и бесхребетностью, это не назовешь. За меня всё решали, я привыкла быть тихой и не доставлять проблем. Сначала боялась раздражать мать, потом человека, что меня приютил.

В этот раз всё было решено ещё год назад, тем летним днем, когда я попалась на глаза Толе Бесу.

Глава 20

Вера

Дождливым сентябрьским днем я стала Бессоновой Вероникой. Пышное торжество, элегантное платье по фигуре, волосы волнами на одно плечо, бриллианты на шее и в ушах — подарок новоиспеченного мужа. Элегантное и, наверняка, безумно дорогое двойное обручальное кольцо белого золота, с каким-то там заоблачно каратным камнем, на безымянном пальце.

Толя не выпускал моей руки, на слова «Горько» целовал, словно готов сожрать и взять прямо на этом праздничном столе, показывая всем вокруг, чья я женщина. Мало пил, смотрел голодным взглядом, танцевал, стискивая мою талию так, что могли треснуть ребра.

— У меня самая красивая жена, — шептал на ухо, обдавая жаром дыхания, упираясь внушительной эрекцией мне в живот.

— Ты делаешь мне больно, — не узнаю свой голос.

Я словно смотрю со стороны на этот праздник. Узнаю лишь пару лиц, но все остальные, насколько я помню по поздравлениям, очень влиятельные и богатые люди. Моя свадьба, как с обложки глянца, дорогая, но со вкусом, надо отдать должное организаторам.

— Извини, я стараюсь, но держусь из последних сил, моя птичка.

Спина заледенела, задыхаюсь в его объятиях. А что же будет дальше, если уже сейчас мне нечем дышать и тело сковывает страхом. Нет, теоретически я понимала, что дальше последует, что вообще происходит между мужчиной и женщиной. И сказать «нет» я не могу, я сама себе подписала приговор, назад дороги нет.

Морально я была готова и физически понимала, что приятного будет мало, лишь бы не было всех этих игр в подчинение и унижение. Я была далека от всех эмоций, проявлений любви, нежности, ласки. Отсутствие всего этого в детстве делало меня, скорее всего, в глазах других ущербной, но я с этим давно научилась жить.

Лишь только в номере для новобрачных закрылась дверь, моё платье было разорвано, никто не стал возиться с маленьким пуговицами. Толя словно сорвался с цепи, оставляя на теле засосы, синяки, жадно покрывал лицо поцелуями, срывая последние остатки одежды с меня и себя.

— Толя, подожди, дай сказать, — я пыталась отстраниться, заглянуть ему в глаза, сказать, что у меня еще не было мужчины.

— Не время для разговоров, птичка, всё потом, — бормотал что-то невнятное, раздвигая мои ноги.

Хаотичные движения, инстинктивно пытаюсь сдвинуть бедра, но их разводят шире. Пальцы, скользя до предела раскрытой киски, два врываются внутрь.

— Боже, птичка, ты такая узкая, словно девочка.

— Толя, да я…

Дальше ничего не успеваю сказать, пальцы заменяет что-то более крупное, опускаю глаза на то место, член мужа силой врывается в меня, вышибая весь воздух из легких. Он словно ничего не замечает, двигается с напором, вбиваясь на всю длину. Находит мои губы, целует, насилуя мой рот, так же, как это делает внизу. Мне нечем дышать, пытаюсь кричать, но не выходит, словно рыба, выброшенная на берег, слезы текут потоком.

Толя замирает, отрываясь от меня, наконец, могу вздохнуть, но снова толчки и движение во мне. Считаю про себя, чтоб отстраниться от боли, один, два, три…, на седьмом он выходит, проводит по члену несколько раз, горячие струи спермы вперемешку с моей кровью остаются на животе. Толя все это время смотрит на меня, но словно не видит, взгляд затуманенный. Опускает глаза на мой живот, разглядывает свою руку, она тоже в крови и сперме.

— Черт, Вероника, я тебя порвал или ты девственница?

— Девственница, — голос хриплый. — Я пыталась тебе сказать, но ты ничего не слышал.

— Вот это, блять, подарок, моя птичка Вероника умеет удивлять.

Ложится на бок, прижимая к себе, зарывается в волосы, вдыхая их запах. Гладит меня по спине, скользит пальцами вдоль позвоночника до ягодиц, поглаживает их.

— Ты же понимаешь, что теперь ты только моя? — голос очень тихий, вкрадчивый. Тянет за волосы, запрокидывает голову, смотрит прямо в глаза, дико, жадно. — Ты понимаешь это, птичка? Я научу тебя всему, ты будешь моей идеальной девочкой. Больно больше не будет, я обещаю.

В ту ночь он