Инспекция оценивала уровень веры и нравственности верующего и вдобавок, уже без его ведома, снабжала различные службы Аппарата полезной информацией. Раздел, касающийся самокритики, в случае особенно удачного проведения проверки вызывал эмоциональный срыв и приводил к непроизвольным признаниям, способным послужить хорошим поводом для охоты на ведьм. Короче говоря, полученная оценка была универсальным ключом, открывающим и закрывающим все двери в жизни. Если кто-либо из умерших имел хорошие оценки от начала и до конца своего земного существования, его семье позволялось ходатайствовать о его канонизации. Никто еще никогда ее не получил, но процедура существовала и к ней активно призывали в рекламе, проводимой Всеобщей похоронной службой, монополией планетарного масштаба, которая принадлежала одному влиятельному члену Справедливого Братства – Достойному Долу, бывшему к тому же еще и директором департамента Исторических национальных памятников и государственного недвижимого имущества. Самым веским доводом в пользу канонизации служила гарантия, что каждый член семьи официально признанного святого непременно попадет в рай и однажды лично увидит Аби или хотя бы его тень через занавеску. Похороны по первому классу для кандидатов на канонизацию стоили в тысячу раз дороже погребения любого знатного лица, а по сравнению с закапыванием в землю простого рабочего вообще неизвестно, сколько нулей следовало добавить, – это к размышлению о том, являлось ли причисление к лику блаженных делом рентабельным для страховых агентов и прочих могильщиков.

Если же оценка была плохой в течение шести месяцев кряду, и при этом состояние здоровья подсудимого не являлось очевидной причиной такого уклонения от выполнения долга, дело передавалось под юрисдикцию Иссо – Исправительного совета. Такой неполноценный верующий вскоре получал оформленную надлежащим образом повестку и сразу же исчезал. Об Иссо никто ничего не знал, но думали о нем часто; в этом смысле он был подобен смерти: живые с ним дела не имели и рассказать о нем не могли, а те, кто с ним познакомился, больше в дольнем мире не появлялись и тоже ничего не сообщали. Об исчезнувшем, сразу же исключенном из всех списков и учетных карточек, говорили: «Иссо его забрал, Йолах сочувствующий» или «Иссо его вычеркнул, Йодах справедливый», а затем возвращались к своему благочестию. Незнание препятствует страху и облегчает жизнь.

Такая тоталитарная система прекрасно всех устраивала, возможно как раз именно из-за этого, потому что ее вдохновил Йолах, задумал Аби, воплотило в жизнь Справедливое Братство, а присматривал за ней непогрешимый Аппарат, в конце концов, ее отстаивал и сам народ, для которого она – свет на пути к конечной Цели.

Председателем комиссии Иссо, состоящей из двух мокби и одного служащего Аппарата, был священник, подчиненный Достойному из Справедливого Братства, который курировал данную сферу деятельности или данный регион. Самым главным из комитетов считался тот, что оценивал персонал государственных учреждений. В столице он пользовался особой славой мощной организации, руководящей множеством подкомитетов, которые действовали в разных службах и районах города. Их различали по кодам. Подкомитет, который работал в квартале Ати С21, располагавшемся в южной части Кодсабада, так и назывался: Комитет С21. Следует знать, что он имел репутацию неумолимого, но безошибочно справедливого. Председателем там был старик Хуа, заслуженный ректор-священник, в молодости – знаменитый борец за веру.

Вновь окунувшись в атмосферу святой Аттестации, Ати почувствовал волнение: по большому счету, это была простая формальность (всего лишь ответить на неприятные вопросы и признаться в мелких нарушениях), но все же она могла уготовить какие-нибудь неожиданности, именно поэтому Ати держался спокойно и гордо, но в то же время напряженно и озабоченно. Комиссия прибыла с большой помпой в древнем, но отлично сохранившемся седане со служащим Аппарата на месте водителя, в окружении пешей команды атлетически сложенных ополченцев, и была встречена высшими чиновниками мэрии под приветствия собравшейся на крыльце толпы и персонала. Никого из членов комиссии Ати не знал. Это было в порядке вещей, так как их меняли каждые два года во избежание коррупции, вызванной длительным контактом между судьями и подсудимыми, а именно два долгих года Ати и отсутствовал.

Пока судьи заседали в зале для мероприятий, который теперь превратился в место для допросов, персонал занимал себя подготовкой. Тут повторяли избранные отрывки из Гкабула, там обменивались информацией о состоянии дел в стране, предоставленной надирами и газетами, в частности, из сообщений «Фронтовых новостей»; еще дальше оттачивали аргументы, зубрили лозунги, полировали мысли, наводили глянец на фразы, декламировали молитвы, рассуждали, расхаживая взад и вперед, дремали в углу, завернувшись в бурни. Вокруг царила атмосфера ночи накануне сражения: все будто ожидали своей очереди отправиться на фронт, но без особого беспокойства, поскольку знали, что девять патронов из десяти холостые.

Ати переходил от одной группы к другой, пытаясь заглянуть через плечо и расслышать хоть что-нибудь в гомоне коридора.

Наконец подошла его очередь. Как новичка в мэрии, его оставили напоследок. Он был представлен комиссии лично самим мэром, низведенным в данный момент до уровня швейцара, но так как мэр и сам когда-то, в другой жизни, был мокби, он понимал всю важность происходящего. Судьи-экзаменаторы сидели за установленным на возвышении столом. На покрытом шелком столике лежал Гкабуя, открытый на странице 333, где виднелось название главы: «Путь к окончательному Свершению» и, в частности, стих 12: «Я повелел собрать комитеты из наиболее мудрых среди вас, чтобы судить ваши дела и надзирать ваши сердца, и это для того, чтобы наставить вас на путь Гкабула. Будьте правдивы и честны с ними, они Мои посланники. Сожжен будет тот, кто хитрит и утаивает; Я Йолах, Я знаю все и могу все».

На столе лежали кипы личных дел работников, разложенных с учетом выслуги лет.

Экзаменаторы обладали взглядами судей и приветливыми голосами, их можно было бояться, но вместе с тем от них исходило своеобразное человеческое тепло, не слишком соответствующее их статусу; такое впечатление, без сомнения, создавали почтенный возраст председателя и слащавые лица членов комиссии. На своих бурны из высококачественной шерсти они носили зеленые с ярко-красными полосками звезды судей Нравственного здоровья. На голове ректора Хуа была черная пушистая шапочка, оттеняющая незапятнанную белизну его кудряшек. Бегло ознакомившись с личным делом стоявшего перед ним Ати, председатель сказал:

– Прежде всего, выслушайте мое благословение и мои молитвы и засвидетельствуйте мое смирение. Преклоняюсь пред тобой, Йолах справедливый и могущественный, и пред Аби, твоим чудесным Посланцем. Хвала вам во веки веков на всех просторах вселенной, да будут благословенны ваши слуги из Справедливого Братства и да воздастся им должное за их преданность. Прошу тебя, Йолах, дать нам силу и разум исполнить возложенную тобой на нас задачу. Да будет все по установленному тобой закону.

Выдержав паузу, Хуа обратился к Ати со следующими словами:

– Ати, да помоги тебе Йолах в этом испытании на искренность. Он тебя видит и слышит. У тебя есть две минуты, чтобы доказать ему, что ты наивернейший из всех правоверных, наичестнейший из всех работников и наидружелюбнейший из собратьев. Мы знаем, что долгое время ты болел, находился вдалеке от дома и отстал в науке и благочестии. Как велит Йолах и ежедневно исполняет Аби, его Посланец, на сей раз мы будем снисходительны к тебе. Говори, но не заговаривайся: Йолах не любит болтунов. А после твоей речи мы более подробно расспросим тебя, а ты отвечай просто «да» или «нет».