«Монах какой-то, а не шляхтич!» – с нарастающим раздражением думала пани Чаплинская. И все чаще ловила себя на крамольной мысли: интересно, если она, отринув подобающую женщине сдержанность и застенчивость, открыто предложит себя, как поступит спутник? С радостью заключит в объятия и одарит любовью или с ужасом попятится, шепча: «Изыди, сатана!», будто святой великомученик от беса-искусителя?

Глава 12

На сопредельной земле посланцев русского государя уже ждал большой отряд казаков во главе с командиром Гадячского полка Кондратом Бурляем. Встреча была торжественной, с хвалебными речами, на дьяка Бескудникова смотрели с благоговением и даже робостью, будто на человека, приближенного к царской особе. Посланец просто млел от такой чести, вознесшись в собственных глазах до небес.

– Меду в слова подпусти, да побольше! – так напутствовал гетман Бурляя. – Не гляди, что простой дьяк. Обращайся, будто с думным боярином! Но чтобы тот все принял за чистую монету! Так надо.

Полковник кивнул, многозначительно улыбнувшись.

– Надо – значит сделаем, батьку! Не тревожься. Уж если басурман вокруг пальца обводил, так неужели здесь оплошаю!

И не оплошал. Всю дорогу от рубежа до Белой Церкви лез из кожи вон, стараясь, чтобы дьяк был доволен. Постоянно интересовался, удобен ли возок, нет ли какой нужды в чем, хорошо ли спалось. А чтобы высокий гость в пути не скучал, на привалах да перед тем, как отойти ко сну, рассказывал истории из своей жизни. Благо было чем похвалиться! Дьяк Бескудников внимал речам со снисходительно-царственным видом, зато Степка Олсуфьев слушал полковника с округлившимися глазами, думая: «Вот же герой!» Перед глазами будто вставали берега Туретчины, к которым несся Бурляй во главе флотилии стремительных кораблей – «чаек», чтобы вызволить из басурманской неволи собратьев по вере… Описание же штурма Синопской крепости вообще привело новика в восторг, граничащий с религиозным экстазом.

– В Синоп, ежели угодно знать высокой вашей милости, наряду с Трапезундом[18] да Кафой, привозят более всего невольников. Там же и продают в рабство… Страшное место, Богом проклятое! – говорил Бурляй, лицо которого при этих словах будто окаменело, лишь глаза загорались жарким пламенем. – Много добрых казаков в тот день там полегло, однако же крепость, что вход в гавань прикрывала, взяли, сотни христианских душ спасли и на родную землю вернули. А заодно спалили несколько басурманских кораблей и псов неверных покрошили без счету! Было это двадцать четыре года назад, а до сих пор все перед глазами стоит, будто только вчера случилось.

Дьяк небрежно кивал, что ужасно возмущало Степку: как можно оставаться равнодушным, слушая про такие геройские дела?!

– Не буду хвастаться, однако же славу мне тот поход принес, и немалую. Турки зубами скрипели, слыша про Бурляя, зато кобзари про меня и казаков моих пели, восхваляли…

«Еще бы!» – восторженно думал Степка, хоть и не имел понятия, что же это за кобзари такие. Наверное, вроде гусляров.

А потом Бурляй вспоминал про свою службу в реестре, про то, как прослышал об универсалах «батьки Богдана» и примкнул к нему. После чего рассказ зашел о поездке в Бахчисарай, куда полковник сопровождал гетмана и сына его Тимоша, коему предстояло стать заложником при дворе крымского хана.

«Да как же так можно! – растерянно думал Степка. – Родного сына оставить в заложниках у басурман! Видать, нужда была крайняя… Прости господи!»

Новик непритворно обрадовался, узнав, что Тимош недавно вернулся к отцу живым и здоровым и сейчас также находится в Белой Церкви.

* * *

Получив донесение от гадячского полковника, Хмельницкий дважды прочел его, внимательно вглядываясь в каждое слово. Потом задумался, постукивая кончиками пальцев по столу и озадаченно хмурясь. Наконец многозначительно усмехнулся и велел позвать сына.

Тимош явился почти сразу. В глазах гетманенка так и читалось: «Может, хоть какое-то поручение дадут? Надоело безделье!»

– Сынку, важное дело у меня до тебя! – промолвил Богдан, стараясь скрыть за напускной строгостью отцовскую нежность и любовь. – Садись. Полковник Бурляй, что послан был мною встречать русское посольство, прислал лист…

Он неторопливо прочел вслух донесение Кондрата. Тимош изо всех сил старался сидеть спокойно, чинно, как и подобало сыну такого знаменитого отца. Но видно было, что это давалось ему нелегко! Горячая подростковая кровь так и кипела в жилах, властно требуя выхода.

«Учись, сынку, учись терпению да выдержке! – мысленно усмехнулся гетман. – Тебе еще меня заменить придется, когда настанет срок».

– Вот и все, – закончив чтение, Богдан сложил письмо и спрятал в верхний ящик стола. – Что скажешь?

Гетманенок растерянно пожал плечами:

– Прости, батьку… Не ведаю, что и ответить! Посол Бескудников благополучно прибыл во владения твои, и слава богу. Доберется до Белой Церкви – сам узнаешь, с чем его к тебе государь русский отправил.

– Так-то оно так… А странного ничего не заметил? Или подозрительного?

– Нет…

– Эх, молод ты еще! – снисходительно-любяще усмехнулся Богдан. – Сам помысли: с чего это вдруг Бурляй про дворянского сына, который состоит при особе посла, начал писать, да еще так подробно? Учти, гадячский полковник – матерый волк, такое в жизни повидал и испытал, что тебе пока и в страшном сне не приснится! Он все насквозь видит… Значит, чем-то заинтересовал его этот юнак. Точнее – новик! Так в Москве молоденьких дворян зовут, какие только на службу поступили.

– Но чем же он мог ему приглянуться? – поднял брови Тимош.

– Прибудет Кондрат – расспрошу подробно. А пока что можем лишь гадать… По всему выходит, что новик этот не прост. Ох не прост! Бурляй ясно пишет: положением своим тяготится, посла едва терпит. С чего бы? Такая удача новику выпала – государево поручение выполнить! А он кривится…

– Может, этот самый посол без меры занудлив, придирчив? – предположил гетманенок.

– Может быть. Но скорее причина в другом. Я не я буду, ежели новику какое-то тайное поручение не дали! – возбужденно произнес Богдан, хлопнув ладонью по столу. – Тем паче Кондрат предупреждает: посол не больно-то умен, зато спесив и на лесть падок. А любое посольство – это еще и разведка, понял, сынку? Они как лазутчики: говорят, а сами подсматривают да подслушивают. Только ведь лазутчик умным должен быть! Похоже, главный лазутчик-то у них – тот самый новик. Вот поэтому он начальством дьяка тяготится. Тайное поручение, может, от самого государя, честь-то какая! А на людях должен кому-то прислуживать.

– Так ведь молод совсем, неопытен… – развел руками Тимош. – Куда ему царское задание выполнять! По силам ли?

– Ты еще моложе, а с честью вынес нелегкую долю в Бахчисарае! – голос Богдана на какую-то долю секунды дрогнул, глаза увлажнились.