сейчас говорить. Я не могу двигаться. Взгляд Антона – странный, не поддающийся истолкованию, – держит меня и не собирается отпускать.

– Вер… – начинает он, и меня почти трясет от просто и вместе с тем по-особенному сказанного обращения.

Сердце, взвившееся взволнованной птицей, трепещет в горле; дыхание сбивается. Я, стремясь отдалиться от мужа, испугано отступаю в сторону. Нужно скорее выйти из затягивающего нас в неизвестность омута, что развертывается у нас под ногами прямо сейчас.

– Я-я… – Из горла вырывается тихий, неуверенный лепет, молчать дальше кажется невозможным. – Я пойду собирать вещи. Там много всего. – Потупив взгляд, я протискиваюсь между неподвижным Антоном и стеной прихожей и со всех ног устремилась в спальню.

Гостиная пролетает перед глазами смазанным пятном. В ушах звенит кровь. Лишь захлопнув за спиной дверь, я останавливаюсь и жадно дышу. Мечущийся взгляд наконец застывает на нашей с Антоном кровати.

Скомканное одеяло и простынь лежат на его стороне постели, моя же как будто нетронута. Из-за полуоткрытых створок платяного шкафа торчит ткань платьев, на полу лежит наверняка случайно выпавшая из чемодана пара носков.

Нахмурившись, я совершенно машинально прохожу вперед. Руки сами застилают постель и любовно расправляют бежевое покрывало, подбирают с пола одежду, поправляют шторы. Вопреки собственным недавним словам, я не тороплюсь, заторможенно расхаживая по спальне, и не представляю, с чего начать.

Ко мне только в эти минуты приходит осознание, что вещей слишком много; я не унесу их одна при всем желании. Сама не знаю, почему заранее об этом не подумала. Делать, однако, нечего.

Воровато оглянувшись на дверь и убедившись, что Антон не последовал за мной, я немного успокаиваюсь. Мне вспоминается его странный, непонятный взгляд в прихожей. Не уверена, чтобы хоть раз в прошлом он так на меня смотрел.

Если быть честной, эта перемена в поведении мужа расшатывает мое и без того слабое равновесие, достигнутое за последние дни с большим трудом. Желание поскорее вернуться в свою съемную квартиру и забиться в самый укромный угол, в свою безбрежную гавань, нарастает с новой силой, и я трясу головой. Пора осуществлять цель своего визита.

Вытащив из небытия подкроватного ящика свой второй и последний, но на счастье, огромных размеров чемодан, мысленно я сосредоточенно сортирую вещи по спискам: одежда и обувь по сезону, косметика, лекарства – взять обязательно; десятки книг на полках стеллажа в гостиной, остальная одежда, кое-что из мелочей разных категорий – оформить доставкой.

Следующий час, в который я собираю чемодан, Антона не видно и не слышно. Отсутствие каких-либо звуков вне спальни настораживает, но выглянуть я пока не решаюсь. Неизвестно, чем закончится наше следующее столкновение. По крайней мере порожденная сегодняшними гляделками в прихожей тревога меня не покидает.

Неужели, размышляю я взволнованно несмотря на все данные себе же запреты, Антон планировал меня поцеловать? Но… зачем?

Может, мне не стоило сбегать? Может, если бы я помолчала еще парочку секунду, то…

Я резко закрываю чемодан и со злостью застегиваю «молнию». Хватит уже гадать и додумывать. У Антона, в конце концов, есть язык. Хотел бы что-то сказать – сказал бы. А превращаться в лужицу под его ногами от одного единственного взгляда я не стану.

Именно в это мгновение Антон решает войти в спальню. Без стука или вопроса.

Казалось бы, он в своем праве, но моя злость вспыхивает вновь. Мы ведь расстаемся, так какого черта он беспардонно врывается в комнату с закрытой дверью?

– Вера… – зовет Антон снова.

Я раздраженно фыркаю. Других слов у него не осталось?

– Что? – На него я упорного не смотрю, полностью сосредоточившись на возне с чересчур тяжелым чемоданом.

– Я… – Он громко вздыхает, а затем у меня за спиной раздаются его шаги. – Дай помогу, не надрывайся.

– Я сама! – Чемодан, следуя за дерганым рывком моей руки, слетает с кровати и с грохотом приземляются на паркет.

– Вер…

– Да что «Вера»? – не выдерживаю я и оборачиваюсь.

Антон, как мне и думалось, стоит всего в нескольких шагах. Злится. Я вижу: по глазам, по сжатым челюстям и напряженной позе.

– Давай поговорим нормально, – отвечает он, прилагая заметные усилия, чтобы не сорваться на грубость.

Теперь моя очередь вздыхать. Отпустив ручку пережившего мой краткий нервный приступ чемодана, я устало опускаюсь на кровать и потираю кончиками пальцев виски. На Антона я поглядываю каждые несколько секунд. Он молчит. И ждет.

– Ладно, – соглашаюсь я смиренно. Наверное, мне и правда нужно предоставить ему причины своего решения. А то что Антон именно их и затребует, я не сомневаюсь. – Давай. Что ты хочешь обсудить?

– Серьезно? – Он саркастично усмехается, но тут же берет себя в руке и продолжает уже ровнее: – Объясни мне, в чем дело. Я не понимаю. Я правда не понимаю, Вер, – последнее предложение он произносит с такой искренней растерянностью, что мне на секунду становится не по себе.

Спрятав от Антона взгляд, я принимаюсь говорить:

– Мы с тобой дали друг другу пробный год. Ты прав, все сложилось более чем удачно. По крайней мере внешне придраться не к чему. Я понимаю, почему тебя все устраивает, но мне… Мне это, как выяснилось, не подходит. – Я замолкаю, трусливо надеясь, что Антон додумает что-нибудь удовлетворительное без дальнейших объяснений, а значит, избавит меня от необходимости лгать.

– Что именно? – Конечно, везение не на моей стороне. Антон, как и всегда, умудряется уцепиться за самую суть.

– Брак без чувств, – как можно обыденнее отвечаю я. – Без любви.

– Мы же…

– Да, – обрываю я. – Мы именно об этом и договаривались, но, как оказалось, я все-таки хочу другого. Не могу я так, понимаешь? – Получается куда искреннее и пронзительнее, чем хотелось бы.

Мой взгляд бесконтрольно устремляется к Антону. Он смотрит на меня, и в его глазах я вижу подтверждение собственной правоты: в них нет и намека на блеск триумфа.

– Вера…

– Ну? – говорю я нервно. В горле ворочается склизкий и горький ком слез. – Хочешь сказать, тебе есть чем крыть?

– Мы можем больше времени проводить вместе, – предлагает Антон неуверенно и без особого энтузиазма. – На свидания начнем ходить… – Варианты иссекают быстро, и он растерянно ерошит волосы на затылке. —Не знаю, что еще ты хочешь?

Мне горько и чуточку досадно: Антон попросту не понимает, о чем я говорила буквально минуту назад.

– Это не то, – качаю я головой и вяло улыбаюсь, чтобы скрасить свой отказ. – Мне не нужны одолжения и иллюзии. Это не то, – повторяю я тише.

В синих глазах читается раздраженное недоумение. Несложно догадаться, какие характеристики дает моим словам Антон в собственных мыслях.