– Пойдем, Антуан!..

Вокруг него тушили сигареты, снимали шляпы, кепки. И двери церкви захлопнулись.

«Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою! Благословенна Ты в женах! Ты обрела благодать Бога. И вот Ты зачнешь и родишь Сына…»[1]

Антуан сидел возле матери, недалеко от центрального прохода, и прямо перед собой видел затылок Эмили, который обычно волновал его, но только не сегодня вечером. Слова Тео не выходили у него из головы. У них есть доказательства… Он машинально притронулся к запястью. Если так, чего они ждут? Почему за ним не пришли сразу? Может, из-за мессы…

Благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего!

Кюре был молодой, безбородый, полный, с мясистыми губами и лихорадочным блеском в глазах. Он двигался слегка наискось, словно робел, боялся кого-нибудь потревожить. Но прихожане знали его как одухотворенного истинной, строгой и требовательной верой, что странным образом контрастировало с его внешностью. Можно было легко представить, как в монашеской келье он, одутловатый, с брюшком, истязает свое обнаженное тело.

…слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!

Слева, перед маленьким органом – на нем вот уже больше тридцати лет играла госпожа Керневель, – несколько женщин сгрудились вокруг господина Мушотта, голова и плечи которого возвышались над ними.

Некоторые головы постоянно поворачивались к дверям церкви. Все были разочарованы, что не видят чету Дэме. Понятно, конечно, но все-таки рождественская месса… Головы поворачивались к дверям, прихожане перешептывались.

Наконец пришли.

Они держались под руку, как давно женатые люди. Казалось, Бернадетта стала намного ниже ростом. На белом как мел лице под глазами выделялись большие темные круги. Господин Дэме плотно сжал губы, как человек, который едва владеет собой. За ними шла их дочь Валентина, в красных брюках, что в храме и при подобных обстоятельствах выглядело экстравагантно. Выражая общее мнение, Эмили говорила, что она потаскушка. Это всегда шокировало Антуана, но не мешало ему помечтать.

Когда семья поравнялась с ним, Антуан ощутил тяжелый, резкий звериный запах господина Дэме. Они прошли вперед, Антуан увидел выразительно покачивающуюся круглую попку Валентины, обтянутую красными штанами, и рот его наполнился каким-то странным вкусом.

…я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям: ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь…

Семейство Дэме медленно продвигалось по центральному проходу.

Службу ради них не прервали, но на их пути возникала особая тишина, трепещущая, почтительная, восхищенная, горестная и торжественная. Зазвучала сборная молитва:

Господь, Ты озарил эту святую ночь

Истинным светом; будь милостив, даруй нам,

Чтобы, озаренные на этом свете откровением этой тайны,

Мы вкусили блаженство полноты ее радости. От Иисуса Христа, Твоего Сына, Господа нашего

Появление четы Дэме напоминало процессию кающихся грешников. Бернадетта с трудом переставляла ноги. Господин Дэме двигался к трансепту медленно, но с какой-то животной решимостью. Он упрямо наклонил голову и тяжело ступал, словно хотел показать священнику, что готов биться врукопашную хоть с самим Господом Богом.

Возле первого ряда они остановились. Мест не было. Тогда они свернули к проходу, словно собираясь опять проследовать по нему и выйти. Валентина держалась возле матери. Все трое оказались лицом к собравшимся прихожанам. И было что-то душераздирающее в этом зрелище с трудом сдерживающего ярость быка, опустошенной женщины и их незрелой дочери, от которой разило желанием и неудачей. Как будто семья, в которой явно не хватало маленького Реми, пришла продемонстрировать Богу свою беду.

Никто не знал, что сейчас произойдет. Антуан, хотя и сидел далеко, физически ощутил отчаянную силу, исходившую от господина Дэме, когда тот поднял голову и посмотрел на присутствующих. Антуан не мог не взглянуть на господина Мушотта, который после того случая на фабрике, когда господин Дэме отвесил ему пощечину, испытывал к отцу Реми лютую ненависть. Правду сказать, из-за своего нрава господин Дэме снискал в Бовале исключительно скандальную славу. И все же, видя его нынешнее состояние, первый ряд пришел в неожиданное волнение, кое-кто поспешно вскочил, чтобы освободить место на скамье, и постарался по краю центрального прохода пробраться вглубь храма. Семья Дэме расположилась в первом ряду. Прямо перед совершающим богослужение священником.

Ибо младенец родился нам; Сын дан нам…[2]

Когда родители Реми пропали из поля зрения Антуана, Эмили обернулась и со странной настойчивостью уставилась на него.

Может, это вопрос? Что она знает?

Антуан лихорадочно пытался понять смысл ее взгляда, но она уже отвернулась. Или это послание? Что она хотела ему сказать?

Девочка была непривычно молчалива, когда Тео произнес: «Они знают, где искать труп».

Антуан машинально бросил взгляд на двери церкви.

«У них есть доказательства…»

И тут его словно осенило: Антуан понял, что Эмили взглядом советовала ему убираться отсюда.

Бежать! Точно! Они ждут окончания рождественской службы, чтобы арестовать его. Он попал в ловушку. Снаружи все будет оцеплено жандармами…

Завтра будет истреблен смертный грех, и над нами воцарится Спаситель мира.

Антуан замешкается в толпе прихожан, топчущихся у выхода. Постепенно все начнут озираться, ища взглядом, что бы могло стать причиной прибытия к храму в такое время, в Рождественскую ночь, сил правопорядка. И вскоре Антуан один пойдет по центральному проходу, все расступятся, чтобы пропустить его…

Поднимется крик…

Ему не останется ничего, кроме как сдаться жандармам или ждать, когда позади него раздадутся приближающиеся тяжелые шаги господина Дэме. Антуан обернется. Отец Реми прижмет приклад своего ружья к плечу и нацелит дуло ему в лоб.

Антуан вскрикнул, но его голос заглушил чей-то вопль.

Реми!

Со скамьи в первом ряду поднялась Бернадетта. Она звала своего ребенка. Валентина потянула мать за рукав, и та медленно опустилась на место.

Пораженная этим возгласом, госпожа Керневель прекратила играть, пение хора потонуло в неразберихе.

И тут раздался голос господина Мушотта, ему тотчас стал вторить орган, и хор решительно подхватил прерванное песнопение, призывая всех сплотиться и не допустить смятения.

Господь, Спаситель наш, бесконечно являет нам Свою Доброту и Свою Благорасположенность к нам. Он даровал нам спасение! Он…