– Вы спрашивали у Ямпольского, что означают эти рисунки? – спросил Ермаков.

Он держал в руке очередное художество, запечатлевшее что-то вроде лесбийской сцены между женщиной со светящимися глазами и грациозной мулаткой.

– Здесь психиатрическая лечебница, Григорий Викторович! – усмехнулся Сайкин. – Кроме курсов нейролептиков, мы практикуем и когнитивно-поведенческую терапию и эрикосоновский гипноз и многое другое. Спрашивал, и не только об этом. К сожалению, не для всех пациентов лечение оказывается успешным.

– Ямпольский из их числа?

– Это поразительной силы личность, несмотря на психическое расстройство! – в голосе доктора угадывалось что-то напоминающее восхищение. – Видите пометку? – Он потянулся через стол и уверенно перевернул пару страниц, указал пальцем в жирно выделенную надпись, сделанную на латыни.

– Переведите!

– Гипалгия. Снижение болевой чувствительности.

– Этот парень как бультерьер?

Доктор не улыбнулся.

– Ямпольский обладает отменным здоровьем, не помню, чтобы он чем-то болел. В прошлом году ему потребовалось удалить зуб мудрости. Обычная операция, но он категорически отказался от анестезии. Зуб оказался сложным, переплетены корни. Процедура удаления затянулась на час с лишним. У него даже не расширились зрачки! А это обычная реакция на болевой раздражитель.

– Вы можете объяснить смысл его идей? В двух словах.

– Коротко не получится, – терпеливо сказал доктор. – Вам знакомо понятие религиозного синкретизма?

– Я – полицейский, а не философ.

– Простите… Так называется соединение разнородных учений религиозного и космологического характера. Эклектика. В принципе, ничего нового Ямпольский не создал, но ему удалось убедить многих людей в близости апокалипсиса.

– Старая песня… – Ермаков подавил зевок.

– Согласен. Альберту Эйнштейну приписывают фразу: если исчезнут пчелы, человечество вымрет через четыре года.

– Дела! – улыбнулся капитан. – Буквально вчера я слышал эту фразу.

– Ничего удивительного! – Доктор улыбнулся одними губами, его глаза, буравящие переносицу собеседника, оставались серьезными. – Если вымрут пчелы, никто не будет опылять растения, что приведет к их увяданию, дальше начнут вымирать животные, так или иначе вовлеченные в процесс поедания этих растений…

– У меня мало времени! – резко перебил психиатра Ермаков. – Ямпольский нашел способ спасти пчел?

Лицо врача покраснело. Сначала мочки ушей, а потом и скулы покрылись малиновым румянцем.

– Вы правы, товарищ капитан. Идея апокалипсиса не нова, и тем не менее она привлекает множество последователей. Человек смертен, как сказал классик, и смертен внезапно. Но больше всего в смерти страшит факт абсолютного одиночества. Вот почему в древности вождей хоронили вмести с рабами и женами.

– Как сказал другой известный персонаж советского фильма, – одному «вышака» тянуть скучно!

Доктор кивнул:

– Коллективное бессознательное! Уж если смерть, то всем обществом!

– Что-то подобное уже было раньше. Массовые ритуальные самоубийства. Но вы так и не сказали, в чем суть идей Ямпольского.

Сайкин потер ладонью лоб, будто хотел разгладить морщину.

– Задача врача – облегчить страдания пациента. Священник пытается дать людям надежду. Прозвучит парадоксально, но, действуя таким образом, мы поневоле затягиваем петлю на шее. Знаете поговорку: уж лучше ужасный конец, чем ужас без конца? Идеология культа, созданного Ямпольским, позволяет максимально приблизить свой смертный час и таким образом нейтрализовать разрушающее влияние мыслей о смерти.

Ермаков отодвинул папку.

– Дайте, пожалуйста, карту второго беглого пациента.

Психиатр немедленно извлек папку идентичную предыдущей, с той разницей, что она была вдвое тоньше. Капитан посмотрел на фотографию, нервно потер ладони, привычно заболела голова. Дурака губит избыток ума! Он почувствовал, как краска стыда заливает лицо. Николай Владимирович Копейкин насмешливо смотрел на старшего оперуполномоченного и, казалось, готов был ухмыльнуться.

«Что, гражданин начальник?! Проморгал беглого зэка? И еще деньжатами снабдил на дорогу!»

– Вы изложили в объяснении, как удалось двум пациентам сбежать из охраняемого здания, – сказал Ермаков. – Я хотел бы узнать ваше личное мнение. Как говорится, не для протокола…

– Мне, как практикующему психиатру, трудно говорить такие вещи, – проговорил он, – Я вам сказал, что на Ямпольского не действуют наши методы лечения? Это полбеды. Мне иногда казалось, что он сам… Он воздействует на врачей, понимаете?

– Он убедил ваших коллег совершить суицид?

– Чушь! В культе действительно много места отводится смерти, но выбор всегда остается за личностью! Видите эту картину? – Доктор взмахнул рукой, словно хотел метнуть в холст камень. – По сути – полметра ткани и двести граммов масляной краски. Но когда вы на нее смотрите, складывается… странное ощущение, понимаете? Я – материалист. Все врачи – материалисты, хотя сейчас стало модно в церковь ходить. Побываешь сотню раз на вскрытии, увидишь, как буднично умирают люди, от болезней или по возрасту, – поневоле станешь материалистом.

Ермаков посмотрел на часы. Он не любил ждать и опаздывать. Наташа считала болезненную пунктуальность мужа очередным признаком невроза.

– Я здесь работаю тринадцать лет, – продолжал психиатр. – Однажды я на свой страх сделал Ямпольскому инъекцию пентотала натрия.

– Сыворотка правды?

– Знаете, какая была реакция на введение препарата? Он рассказал мне мою собственную биографию, понимаете? Не всю, конечно, но ту ее часть, о которой знали только члены моей семьи! После этого я оставил попытки расспросить его о чем-либо…

– Странная штука, – сказал Ермаков. – Пациент пробыл у вас длительное время на лечении, а датировки всего три. Одна запись была сделана вообще при царе Горохе, вторая три года назад, и третья за две недели до побега. Как вы это объясните?

Сайкин нервно постучал пальцем по столу.

– Понятия не имею. Карту заполняет лечащий врач или медсестра. Вы первый, кто обратил на это внимание.

– Я мог бы побеседовать с его лечащим врачом?

– Увы! – Доктор завел глаза к потолку. – Вы опоздали. Семен Моисеевич скончался на прошлой неделе. Инфаркт.

– Сочувствую… – холодно ответил Ермаков. По мере разговора, у него росло недоверие к заведующему отделением. – Может быть, феномен Ямпольского объясняется умением гипнотизировать свои жертвы?

– Гипноз! – неожиданно рассмеялся Сайкин. – Если человек не захочет, насильно подвергнуть его внушению практически невозможно! Видите, под картиной он написал строчки из стихотворения Бродского «Портрет трагедии». Скачайте в Интернете, может быть, тогда личность Ямпольского станет вам понятнее. Признаюсь как на духу, Григорий Викторович! Я ни на йоту не приблизился к пониманию его внутреннего мира. Я даже картину эту повесил у себя в кабинете, вначале мурашки по коже бежали, сейчас привык… Могу вам сказать то же, что написал в полицейском протоколе. Копейкин оглушил ударом санитара, он – бывший боксер, затем они вдвоем связали прибежавшего на шум охранника. Забрали ключи, вышли во двор здания и угнали машину скорой помощи. Шофер отошел на минуту, ключи оставались в замке зажигания.