— Ты меня любишь, Сюзанна?

— Ты знаешь, что люблю, — шепчет Сюзанна. — А ты?

Морис отвечает не сразу. Его дыхание становится хриплым, тяжелым. Вздохи — громче, резче.

— Сюзанна, моя Сюзанна… Моя жена… чудесно, Сюзанна… ты изумительна… ты моя женщина, моя жена… изумительная, чудесная… моя жена…

Лжец! Он говорил все это — «жена», «женщина», «чудесная», «изумительная» — точно так же, тем же тоном, таким же дрожащим голосом — и мне. Лжец, я не буду ждать его! Я никогда больше не буду ждать! Я вскакиваю и направляюсь в свою комнату, совершенно не заботясь об осторожности. Их головы сейчас заняты совсем другим.

Лжецы! Какую игру ведет Сюзанна? Моя родная сестра! Почему она пришла и поцеловала меня в моей комнате? Почему она решила, что я кто-то особенный для нее? Что же касается его, то он обманывал меня. Мама права. Она никогда не доверяла ему, а я думала, что она излишне подозрительна и несправедлива. Она была абсолютно права… Какой обман! Как нечестно! Что я могу сделать? Я его жена — так сказал мне Морис. Даже если он говорил Сюзанне то же самое, это только доказывает его лживость. Я его жена. Нельзя иметь двух жен. Я его жена.

Я не вижу причины, по которой Морис должен безнаказанно поступать так только потому, что он взрослый человек. Я не заставляла его уверять меня в том, что я — его женщина. Если он думает, что может менять свое мнение, когда ему вздумается, то он ошибается. Я не позволю ему спокойно упрятать меня в пансион в то время, как он и Сюзанна будут подсмеиваться надо мной.

Все они одинаковы — Морис, мать, отец: они думают, мы ничего не знаем о любви и непристойностях жизни… Эксгибиционисты, например. Мне все было известно о них, еще когда я была вдвое младше, чем сейчас, — тогда я впервые увидела одного из них. Я ничего никому не сказала об этом. Нас было трое или четверо в младшем классе небольшого лицея, кто всякий раз от души смеялся при виде старого Папы Пипи. Мы называли его так в своем кругу, потому что, как только мы его замечали, он расстегивал свою ширинку и широко улыбался при этом. Мы смеялись над ним и убегали якобы в испуге, ничуть не боясь. Откровенно говоря, я даже была о нем довольно хорошего мнения. И испытывала некоторое удовольствие, увидев его с расстегнутыми брюками. Это заставляло меня чувствовать себя так, как будто я почесываюсь, вызывало желание распрямить конечности и смеяться, и таким образом я привыкла смеяться громче других. Однажды мы не встретили его снова и узнали, что он арестован. Я знала, что людей, просивших маленьких детей идти за ними, арестовывали. К сожалению, никто никогда не предлагал мне конфетки! Мне кажется, я бы точно взяла, потому что это запрещалось. Я всегда знала, что то, что меня заботит, будь то человек или ситуация, не может оказаться опасным.

О том, что существует изнасилование, я узнала из газет. Если мужчина спит с женщиной, которая этого не хочет, то это изнасилование, и мужчина отправится в тюрьму. Ну вот: нет необходимости больше беспокоиться об этом.

Если я захочу, Морис отправится в тюрьму. Именно он хочет упрятать меня в пансион. Если он поймет, что я могу позаботиться о его заключении, он дважды подумает об этом. Это не трудно: я скажу, что он меня изнасиловал, а как только они будут готовы упечь его в каталажку, я объясню, что это неправда. Он будет признателен мне за спасение, он будет благодарить меня со слезами на глазах. Мы все вместе вернемся домой, и тогда я скажу своим родителям, что согласна жить с ним и с Сюзанной. Мы все разработаем план устройства нашей жизни. Скоро, может быть, мы сможем любить друг друга, не скрывая этого. Что касается Сюзанны, то я уверена, она будет это только приветствовать.

Я сказала, что знаю, что такое изнасилование. Сейчас я понимаю, что это не совсем верно. Как в точности все происходит? Что необходимо, чтобы это считалось изнасилованием? Я понимаю, если я допущу ошибку, они быстро распознают неправду.

И на этот раз я закончу в пансионе, как и предлагает Морис. Со мной будут обращаться как со лгуньей и накажут. Нет, так не пойдет. Я действительно должна подробно выяснить все, что касается изнасилования.

Благодаря мадемуазель Эчевери я смогу сделать это без особых проблем. В течение двух дней стоит ужасная погода. Чета Пампренье без конца играет в бридж, а пожилая, пуританского типа старая дева, убежденная, что дети должны больше бывать на свежем воздухе, на самом деле не может видеть, как я слоняюсь по дому. Обычно она сидит в кресле-качалке в углу у камина, читая довоенные английские детективные романы в издании «Таухнитц». Дом заполнен ими. Кажется, собирал их мой дедушка.

В своем толстом черно-белом твидовом костюме она напоминает героиню романов Агаты Кристи. Когда я подхожу к ней, она смотрит на меня поверх очков и резко произносит: «Ради всего святого, только не говори мне, что тебе нечем заняться. В твоем возрасте никогда…»

— Вовсе нет, мадемуазель, — весело отвечаю я. — Совсем наоборот. Я решила воспользоваться возможностью отличиться в начатой работе, и вы мне нужны… Я не люблю просить, но мне надо съездить в главную библиотеку во Фрибуре за кое-какими нужными мне книгами. Может быть, вы смогли бы отвезти меня на старом автомобиле отца, «рено-4», который он оставляет здесь, у шале? Я знаю, он все равно не обратит внимания…

— Ладно, если ты обещаешь сначала совершить продолжительную прогулку, что не помешает для здоровья… Два часа перед ланчем — хорошо?

— О, спасибо, мадемуазель!

Свежий воздух действительно довольно приятен после заточения в доме. Ветер пощипывает щеки и мочки ушей, тем не менее всему моему телу тепло: на руках варежки, ноги обуты в утепленные сапоги. И во время прогулки я могу спокойно обдумать свой план. Я на вершине счастья.

К ланчу я умираю с голоду. Ем за четверых, и мадемуазель Эчевери поздравляет меня.

Проглотив последний кусок десерта, садимся в «рено», и к трем часам пополудни мы уже в библиотеке во Фрибуре. В читальном зале никого — видимо, по причине праздников. Мадемуазель Эчевери несколько минут беседует с библиотекарем, толстой, глупо улыбающейся курицей, лезущей из кожи вон перед нами, французскими леди, из готовности услужить. Представившись, мадемуазель Эчевери говорит мне, что вернется, чтобы забрать меня в пять тридцать, затем уходит.

Теперь передо мной непредвиденная проблема. Существует целый ряд определенных книг, которые можно взять, не заполняя карточку: словари, книги по истории, атласы, даже медицинскую энциклопедию. Так и есть, все говорит за последнюю книгу: я перелистываю ее, но не нахожу ничего действительно интересного в статье «Изнасилование» за исключением перечня названий книг, среди которых в глаза бросается «Курс судебной медицины» профессора Карла Мульштейна. Однако, если я сделаю заявку на учебник, боюсь, библиотекарь станет задавать вопросы.