Мы и правда круто смотримся, оба в черном, молодые и красивые.

В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что наше опоздание немного сыграет нам на руку. Когда мы появимся — все взгляды будут точно обращены на нас. А мы этих взглядов достойны, я уверена.

Когда наконец-то едем на ужин, слежу за эмоциями Ярослава. Не понимаю, что с ним вдруг случилось, но даже легкое поглаживание его по руке, плечу и спине, пока он едет, не дарит никакого расслабления. Наоборот, мне кажется, что он напрягается только сильнее, и я решаю не делать хуже и убираю руки от него, пытаясь удобно устроить их на своих коленях.

Через двадцать минут мы паркуемся у назначенного ресторана, и по количеству дорогих машин можно сказать, что это далеко не “простой семейный ужин”.

Так и случается.

Людей в зале катастрофически много, повсюду снуют официанты с подносами напитков и канапе, работают фотографы и операторы, далеко на сцене что-то вещает ведущий.

Если у Игоря понятие семейного ужина обозначает именно это, то у меня для него плохие новости.

— Какая пара! — звучит справа от нас. Мы поворачиваемся на звук синхронно и замечаем смешного невысокого парня с камерой в руках. — Позируйте, сделаем вам красивое фото.

Ярослав не очень рад такому предложению, но я шепчу ему на ухо негромкое “пожалуйста”, и он все-таки сдается и соглашается на фото, хотя я была уверена, что он продолжит отпираться.

Но он прижимает меня к себе за талию крепко, у меня даже воздух из легких вылетает от резкости этого движения. Я устраиваю руку на его плече, вторую кладу ему на торс и улыбаюсь в камеру, как самая лучшая дочь своего неотца в мире.

Фотограф отдает фото сразу же, у него с собой мини-принтер, который делает печать сразу после съемки кадра.

И… блин. Мы и правда очень красиво смотримся, у меня даже почему-то мурашки от этого бегут.

— Красивая пара, вас на обложку журнала можно, — говорит нам фотограф с улыбкой и идет искать новых жертв.

— Красивые и правда, — комментирую, глядя на фото, а Ярослав только кивает, хотя смотрит тоже пристально. Убираю фото в клатч. Обязательно сохраню на память.

— Я схожу к отцу, хорошо? — спрашивает он меня, шепча на ухо и снова придвинув к себе за талию. — Не скучай тут одна, пожалуйста, я скажу, что мы на месте, и вернусь.

— Я с тобой пойду!

— Нет, Маша. Если хочет наорать на кого-то из нас, пусть это буду только я, — говорит он без права на отрицание, и мне ничего не остается, как просто стоять и пялиться на толпу.

Правда делаю я это совсем недолго, потому что обзор мне закрывает некто в белой рубашке и жутко скучном костюме тройка.

Он протягивает мне бокал с каким-то коктейлем, что держал в своей правой руке, а потом странным и немного смешным голосом произносит:

— Разрешите познакомиться? Давид.

— Разрешаю, — жму плечами и забираю бокал из его рук, но пить ничего не собираюсь. Вряд ли, конечно, у кого-то хватит мозгов подсыпать что-то в коктейли на таком вечере с такими людьми, но мало ли… От греха подальше и не пью. Потому что не хочу проснуться потом черт знает где и черт знает с кем. — Я Маша.

— И что такая красивая Маша делает тут одна в таком соблазнительном платье?

Господи… где его учили таким подкатам? В две тысячи третьем? Ну правда, у него еще немного прилизанная прическа, ну точно сбежавший оттуда.

— Ждет своего спутника, — звучит у меня за спиной, и я сразу же расслабляюсь и успокаиваюсь. Когда он рядом, мне вряд ли может грозить опасность. Скорее нет, чем да.

— Яр, иди, куда шел, — говорит этот Давид моему Ярославу, и тут уже закипаю я. Но меня спасает сам Ярослав. Тем, что отвечает слишком оперативно, и тем, что придерживает меня за талию, поглаживая пальцем по голой коже на боку, тем самым успокаивая.

— Так я сюда и шел, — он усмехается. — За ней.

— Господи, просто давай уйдем танцевать, без разборок, — прошу его, и тяну в сторону, чтобы, как и обещала ему, танцевать.

Он обнимает меня за талию и кладет подбородок мне на плечо, а я обхватываю руками спину и утыкаюсь носом в его шею.

Это… близко. Возможно, даже слишком. Но почему-то комфортно сейчас именно так.

— Вы знакомы? — спрашиваю, и Ярослав явно понимает, о ком речь. Я говорю о Давиде. Они разговаривали так, словно знают друг друга. Я же раньше на такие тусовки не приходила, поэтому понятия не имею, кто тут есть кто.

Людей и правда очень много, человек сорок назад это всё переросло понятие “семейный ужин”.

— Это Давид, он сын начальника местного отделения полиции. Придурок редкостный. Ты ничего не пила, что он тебе давал? — спрашивает сразу, и я отрицательно киваю. Нет, нет и еще раз нет. Когда шли танцевать, вручила бокал бармену. — Правильно. Урод спаивает девушек, а потом папа отмазывает его, мол ничего не было, девушки шли к нему домой по согласию, ну и прочую ересь. Он в детстве мудаком был, а сейчас-то тем более.

— Это… ого! А так и не скажешь по нему, вполне симпатичный и милый, хоть и разговаривать совершенно не умеет.

— Конечно, он милый, когда ему выгодно. Про него даже как-то в местной газете писали, но конечно без упоминания имен. Он подозревался в двадцати изнасилованиях девушек, четверо из которых — не достигшие шестнадцати лет.

— Боже, — у меня холодок по коже от этой информации. — Ты серьезно или шутишь сейчас?

— Я не стал бы шутить такой информацией, Маша, — смотрит на меня немного строго. — Так что будь аккуратнее. Особенно с ним.

— Да я от тебя ни на шаг не отойду теперь, — шепчу, и прижимаюсь еще сильнее. Как вообще в этом мире жить, а?

— Нет, ну какая всё-таки пара! — снова тот же голос фотографа отвлекает нас на долю секунды, но яркая вспышка ослепляет