быстрее, чем мы успеваем понять. Мужчина протягивает нам маленькое фото, на котором мы — танцующие и правда невероятно красивые. Так и замираем, любуясь фотографией.

— Эту мне отдавай, — неожиданно для меня говорит Ярослав, — у тебя прошлая есть.

Он смотрит на фото еще пару секунд, и убирает его в карман брюк, и от этого действия у меня тоже разливается по коже тепло.

А что происходит?

Глава 10. Ярослав

Я забрал себе эту фотку. Серьезно?! Просто забрал и сунул ее себе в карман, потому что подумал, что тоже хочу себе что-то в память о таких красивых и близких нас. И нет. Еще раз. Серьезно?! Видимо, серьезно. Мне хочется подойти к зеркалу и спросить у самого себя: “Яр, что за сопли?”. Потому что такого со мной еще никогда не было. Маша, стоящая передо мной в крышесносно красивом платье, обнимающая меня и дышащая в шею — это перебор, мать вашу. Это долбанный взрыв для всех моих внутренностей. Выстрел в лоб в упор ощущался бы не так остро, как ее горячий шепот и тонкие пальцы на моих плечах. Весь вечер я сам не свой. Маша постоянно спрашивает, что со мной, в порядке ли я. Волнуется… Господиблять, она еще и волнуется обо мне. Отец несколько раз тоже спрашивал, даже не наезжал и не говорил, что я всем порчу ужин, наоборот, все решили, что у меня что-то случилось, или что я заболел. Чувства — это болезнь? Тогда, кажется, я реально смертельно болен. Я не понимаю ни черта. Голова гудит так, как будто по ней пару раз хорошенько приложились бейсбольной битой. Я копаюсь внутри себя, чтобы найти ответы на сотни вопросов самому же себе, но не могу. Там нет ни черта. Пусто, черт возьми, как будто высосали всё вместе с эмоциями. Там лежат только какие-то чертовски необъяснимые чувства к Маше, которые появились по щелчку пальца, а теперь сводят меня с ума. Но. Я пиздецки сильно хочу поцеловать ее. Это невозможно. И необъяснимо. Девчонка, которую я терпеть не могу половину своей жизни, манит меня так, что у меня зудит под кожей. Я же ее реально терпеть не мог. А сейчас что? Когда она там приехала? И недели не прошло, а меня уже наизнанку выворачивает. Я готов лететь к ней на другой конец города на сумасшедшей скорости не потому что я охренительно кайфовый брат. Брат я, как выясняется, как раз охеренно дерьмовый. А потому что я хочу казаться для нее лучше, чем я есть. А я никогда не хотел казаться лучше! Я вижу ее — у меня как у малолетки слюни текут. Она меня обнимает — я машинально прижимаю крепко, и отпускать потом не хочу, это ощущается почти больно. А когда она в шею мне дышит или шепчет что-то… Я никогда не думал, что мурашки могут бежать даже по сердцу, но вот впервые удалось испытать это. И мне, блять, не нравится! Потому что это всё какой-то огромный шар пиздеца, который, если лопнет, затопит огромными проблемами всю мою семью. А я просто сдохну сразу же, захлебнусь или тронусь умом. Мы жили полжизни вместе, десятки людей твердили нам, что мы брат и сестра, сотни людей именно так нас и воспринимают. А я стою сейчас, смотрю на то, как она разговаривает с моим отцом, и хочу сожрать весь блеск с ее губ и целовать до тех пор, пока мы не начнем задыхаться от нехватки воздуха. И потом еще немного. Надо уехать. куда-нибудь, не знаю, выпустить пар. Клянусь, если я услышу сегодня ночью снова ее пение в душе… Это будет край. Даже просто думать об этом уже слишком. Нельзя влюбляться в свою сестру. Нельзя чувствовать что-то настолько острое к человеку, которого знаешь полжизни и воспринимаешь своей семьей. Нельзя втрескаться за несколько дней, нельзя, черт возьми! Я никогда не соблюдал никаких правил, но это… Я раздражаю сам себя всем этим. — Ярик, ты пугаешь меня, — слышу голос сбоку и поворачиваюсь к ней. Бля, она нереально красивая. Я прикусываю язык, чтобы не заорать ей об этом на весь этот давно раздражающий своей помпезностью зал ресторана. — Ты правда в порядке? — Угу, — меня хватает только на какое-то тупое мычание, потому что она, господипожалуйста, касается ладонью моего лба и щеки, проверяя температуру. — Ты горишь, — она хмурится. “От тебя”, — хочется прошептать мне ей прямо в губы, но я сжимаю кулаки до боли, чтобы не совершить эту ошибку. — Я скажу Игорю, что тебе нехорошо, — говорит Маша, — и поеду с тобой домой, чтобы тебе не стало плохо за рулем. — Стой, — я ловлю ее руку, когда она разворачивается, чтобы пойти к моему отцу. — Не ходи. Я в порядке. — Ты не в порядке, — она снова хмурится, сейчас еще сильнее похожа на свою мать. — Ты потерянный и горишь, что такое? — Я влюбился просто, — пожимаю плечами, словно не она именно та, из-за кого у меня всё горит и делает меня странным. Вроде я просто влюбился в кого-то, а с ней просто делюсь этой совершенно ненужной и неважной информацией. До ужаса нужной, честности ради. И важной просто до сумасшествия. — А, ну… — она теряется и почти вырывает руку из моего захвата. Я даже не заметил, что не отпустил ее до сих пор. — Тогда понятно, — она мне улыбается. Блять. — Влюбленность — дело такое, конечно. Я пойду тогда, а ты… Может, поедешь к ней? Езжай, правда. А я пойду. И мне снова хочется схватить её и никуда не отпускать, или заорать на весь ресторан что-то вроде того, что я в нее влюбился и ехать мне, по сути, некуда. Но я молчу. Потому что так правильно. И мысли у Маши тоже правильные. Мне действительно надо поехать к ней. К кому-нибудь. Лере или любой другой девчонке из списка моих контактов. Выпустить пар и просто потрахаться, потому что у меня давно не было секса и вполне возможно я именно из-за этого и слетаю с катушек. Да. Всё правильно. Так будет нужно. Надеюсь, отец не расчленит меня за завтраком прилюдно за то, что я ушел с его ужина раньше, но это просто уже невыносимо. Мне реально кажется, что я горю. Вылетаю на улицу, но прохладный воздух ни черта не спасает. Что. Блять. Происходит? Звоню