моим отдашь». Она обеими руками кубок взяла и бережно держала перед собой, боясь разлить хоть каплю. И вид у ней такой был, словно в кубке не кровь была с вином, а души сыновей ее. Чуть оступись она или резко тряхни этот сосуд — и жизнь обоих чад ее вмиг оборвется.

Конь Буянгу шел неохотно, мотал головой и вмиг встал, едва лишь тот поводья натянул. Как будто мысли он хозяина читал. Ехавший немного впереди старший бэйлэ, который то и дело оглядывался назад, повернул своего копя и, подъехав, потянул за узду лошадь Буянгу: «Так что же, племянник, еще колеблешься? Дал слово — значит исполняй его!»

Тело словно задеревенело, конечности стали непослушными. Рассудком сознавал Буянгу, что от того, как поведет себя он, зависит жизнь его. Но чувство ненависти клокотало, и оттого строптивость не угасла: «Такого не было еще, чтоб мы маньчжуров старше признавали!» Вниз веки опустив, почти закрыв глаза, Буянгу лишь одно колено преклонил, поднялся и поклонов бить не стал. От дерзости такой Нурхаци побагровел лицом, глаза округлились, и рот было уже раскрыл, но как-то удержался: «Государю не подобает чувства выдавать свои, тем более перед кем? — Перед поверженным врагом. Он неучтивостью своею щеголяет, чтобы задеть меня и оскорбить. Но я, наоборот, отвечу лаской и вниманьем».

— Я сам, — к слуге оборотись, Нурхаци взял у него золотой кубок с вином п, радушно улыбаясь, Буянгу протянул.

А тот на эту милость маньчжурского государя опять бесчестием ему ответил. Колено снова преклонил одно да как-то в сторону его отворотил. Вино не выпил все, а только губы обмочил. И сверх всего не поклонился. Стоял как столб, всем видом словно говоря: «Чего ещё вам нужно от меня?»

— Увези его обратно в Западный город, — негромко сказал Нурхаци старшему бэйлэ.

Вернувшись под вечер, Дайшань пришел к отцу: «Воля Ваша выполнена. Буянгу в Западном городе. Под стражей. Что дальше будем делать с ним?»

Сосредоточенно покусывая ноготь большого пальца, Нурхаци молчал. Наконец, кончив свое занятие, не спеша, заговорил: «Я не хотел было вспоминать прежние злодеяния. Наоборот, думал, даруя ему жизнь, содержать в чести и достатке. Но, однако, не приметил в нем ни малейших знаков радости, а только вражду и злость. Сверх того, когда преклонял колена, даже малого поклона не сделал. К чему такого человека оставлять?»{43}

Старший бэйлэ, приняв последние слова как распоряжение, кивнул головой: «Будет исполнено». И следом же спросил: «А с этим как, с Бурхангу?»

— Зловредное семейство раз, то корпи нужно вырвать все.

— Позволь, отец, сказать.

— Ну говори.

— Отдай его, Бурхангу, мне. Ведь как-никак привел-то я к тебе Бурхангу.

И видя, что Нурхаци ещё колеблется, убежденно добавил: «Оставив в живых Бурхангу, покажем ехескому люду великодушие наше и тем к себе привяжем крепче».

— Ладно, — махнул рукой Нурхаци, — бери его себе{44}.

* * *

Ицзюнь досадливо смотрел, как над чашкой чая вилась прозрачная струйка. Сыну Неба не терпелось скорее жажду утолить, да чай горяч еще был слишком, чтоб пить его. Ну вот и можно вроде пригубить. Ицзюнь пил понемногу, не спеша, и все же чашка вскоре пуста стояла перед ним. «М-да», — наморщил низкий лоб Сын Неба. Пустое чашки дно напомнило ему докучные доклады Ди Нюйхуа, заведующего государственным казначейством. Тот не одиножды уже писал: «Казна пуста». И в объяснение причин в докладах назывались три войны: с монголами, с коротышом Пин Сюцзи, с туземцами на юго-востоке. Вот так, всего за три присеста, словно громадным языком слизнуло горы серебра, которые хранились прежде в казначействе. А тут еще события на Ляодуие приключились. Какой-то там дикарь Нурхаци совсем из повиновения вышел. На наши крепости налеты совершает, убивает, в плен берет служивых и люд простой. И чтоб унять его опять же денег просят. Не только один Лю Нюйхуа. Прошения о том шлют столичные сановники, правители провинций, отставные военачальники и соискатели ученых степеней. На все лады твердят одно: жалеть не нужно денег, чтобы навечно обезопасить Ляодун.

На все прошения эти Ицзюнь не утруждал себя разнообразием ответов. Отписывал одно: «Нет денег у меня». Кривил душой, однако, тут Ицзюнь. В тот самый год, когда на Ляодуне тревожно стало, распорядился владыка Поднебесной спрятать в подвалах своего дворца все серебро, которое считал лично своим. И столько было там его, что, видно, не удалось от глаз людских укрыть бесследно. Иначе бы не намекал этот настырный Лю Нюйхуа, что не мешало б самому государю, казна пуста поскольку, и щедрость проявить, о государства интересах памятуя.

— А что я, Цайшэнь что пи? — скривился зло Ицзюнь, — Ведь нет у меня древа богатства, на ветвях которого вместо плодов свисают золото и серебро…

— Когда бы только эти три причины, что я назвал в докладе, — вздыхал Лю Нюйхуа, глядя в бумаги. — Не мог же я сказать, что государь наш удержу не знает в прихотях своих. Они же стоят не меньше того, что вспоможение мы оказали Чаосяни, против монголов войско посылали и на юго-запад. Что это так, цифирь немая предо мной в смятение повергает. Изволили жениться государь — казна отдай на церемонии одни 90 тысяч лян. Дочь появилась у него — еще 100 тысяч. Подарки домочадцам. — Лю въедливо глядел в бумагу, — без малого 4700, а на расходы свадебные родственниц — 120 тысяч вынь и положи. Огонь сожрал дворцовые строения, так только дерева одного на новые постройки потребовалось, — Лю посмотрел в свиток, — на 9 чжао 300 тысяч лян{45}.

Прикинув на бумаге общий счет, Лю Нюйхуа зажмурился, чтобы не видеть цифр.

Куда уж тут отстраивать дворец, когда, того гляди, сюда нахлынут орды с севера, и чтобы их сдержать, деньги нужны прежде всего. А чтобы их добыть, вводить придется новые налоги. Чего-то не видать и не слыхать, что кто-то расщедрился на пожертвования для нужд войска, которое еще стоит на Ляодуне.

Встав из-за стола, Лю Нюйхуа уставился в окно, силясь решить, что обложить еще налогом.

* * *

— Откуда взять такую прорву денег? — хватался за Голову новый ляодунский цзинлюэ Сюнь Тинби. — За что ни возьмись, всюду нужны деньги, да еще какие! Шутка сказать, чтоб лук купить, выкладывай 2 ляна серебра, стрелу к нему — гони еще пол-ляна, а то и больше{46}. Что непомерно дорого, это одно. И если б даже деньги были налицо, тут не найти поставщиков, которые нашли бы все, что нужно войску.

Как такового