Звягинцев был спокоен и отвечал так уверенно, что Родионов неожиданно ему поверил.

– А зачем вам были нужны записи, Илья Сергеевич? Камеры бьют и на два соседних дома?

– Нет. Их радиус в метре от периметра.

– Тогда зачем?

– Очень мне хотелось посмотреть на даму, которая наследила своими шпильками. Вы ведь тоже нашли ее следы, не так ли, майор? – Темно-серые глаза Звягинцева впились в Родионова. – На дне траншеи и неподалеку от пожарища, то есть там, где их не успели затоптать пожарные и медики, вывозившие трупы. Нашли? Можете не отвечать. Я знаю, что вы обнаружили эти следы и ими заинтересовались, но вас спешно отозвали отсюда, и вы не успели пойти дальше. А я пошел.

– И что обнаружили?

Звягинцеву все же удалось завладеть его вниманием. Даже больше: Родионов почувствовал пробуждающийся азарт – давно забытый и пропитый.

– Я обнаружил похожие следы возле забора стройки и у ворот, которые запираются на проволоку, майор.

– Как на проволоку? – вытаращился Родионов.

– Это я образно. Нет никакой проволоки. Щеколда, в ней протянута тонкая цепь, которая просто завязывается узлом.

– Получается, ворота не заперты?

– Получается, так.

– То есть он не боится, что его обворуют? – все больше изумлялся Александр.

– То есть он уверен, что никто не посмеет, – грустно улыбнулся Звягинцев. – Но та дама, которая осмелилась проникнуть на его территорию, об этом не знала.

– А зачем она… То есть вы думаете, что она побывала ночью на стройке?

– Уверен.

– Но зачем?

– Ей нужна была строительная тачка. Следы трех колес отчетливо виднелись в то утро, после пожара. На них никто не обратил внимания. Никто, кроме меня. И уж тем более их не увидел свояк Воеводина, – противным скрипучим голосом съязвил подполковник. – Тот уже мысленно в моем кресле сидит после того, как посадит Пышкина.

– Он так его ненавидит? – спросил Родионов.

Он задумался. Какой-то искаженной правдой его потчуют! Воеводин обвиняет Звягинцева в преследовании Эдика Пышкина. Тот – родственника Стаса в предвзятости. Кому верить?

– Не знаю о его любви и ненависти. Об этом вам лучше самому с ним поговорить. Усов Сергей Иванович, если еще не знаете, майор. Только уговор… – Звягинцев зло ощерился. – О моих наблюдениях и обнаруженных следах Усову ни слова. Пусть сам старается.

Родионов и не собирался. Он молча кивнул и тут же спросил:

– Зачем даме на шпильках нужна была строительная тачка? Как думаете?

– Я не думаю. Могу лишь предполагать.

Звягинцев снова обернулся на пожарище, медленно обвел взглядом весь участок, почти полностью сгоревшую изгородь.

– И что же вы предполагаете, Илья Сергеевич?

– Думаю, она что-то видела и попыталась кого-то спасти. Одну из сестер, проживающих в этом доме, не нашли, хотя вечером она приходила за алкоголем в местный магазин, значит, уехать никуда не могла. Пили вместе, все четверо, а потом… Что было потом, не могу даже предположить. Но… Роль этой дамы на шпильках, несомненно, прослеживается. Она могла быть как спасителем, так и поджигателем, угробившим троих человек. И тачка ей понадобилась, чтобы вывезти что-то тяжелое. Какую-то ценность?

Родионов мог поспорить. Какие ценности у алкоголиков? Если они и случаются, то не задерживаются – их тут же пропивают.

– Не согласен, – мотнул головой подполковник Звягинцев. – Сестры Толкачевы славились своим скопидомством. Они никогда не пили на свои и всегда были при деньгах. Откуда? Обе не работали. Одна из них, та, что пропала, зимой неожиданно в дорогой норковой шубе по улицам принялась гулять. Спрашиваю откуда? Аист, говорит, принес. И уверяет, что не краденая. А как проверишь?

– А могла она поджечь свой дом и сама наследить? Если норковая шуба есть, то вполне могли быть и шпильки.

– Нет. Валя с рождения страдала плоскостопием. Кеды, сандалии, плоская подошва – никаких каблуков. Ищите женщину, майор. – Звягинцев хмыкнул и пальцем очертил путь от сгоревшего дома до забора, за которым велась стройка. – Ищите женщину на шпильках. Она ответит на все ваши вопросы. А я из отпуска понаблюдаю…

Эдуард Сергеевич Пышкин пристально рассматривал себя в зеркале. Он себе нравился. Среднего роста, поджарый, седые виски и шикарный чуб, зачесанный назад. Загорелое лицо, голубые глаза в легкой сетке морщин, которые его ничуть не старили. Он приятен внешне и в общении.

Эдуард Сергеевич сделал себе состояние еще много лет назад и успешно легализовал его. Бизнес отлажен. У руля надежные люди, которым он все равно периодически устраивал проверки, а иногда и провокации: он не верил никому, да и развлекал себя подобным образом. Причина? Банальна: он скучал.

Эдуард Сергеевич приблизил лицо к зеркалу, раздул ноздри, прицелился и выдернул самый длинный волосок из левой ноздри. Он поморщился от боли, но свое занятие продолжил – триммерам не доверял, пальцами привычнее и надежнее. Закончив терзать свои ноздри, он легонько похлопал себя ладонями по лицу и удовлетворенно улыбнулся, когда щеки зарозовели. Это его молодило. Он отступил от зеркала на шаг, втянул живот и напружинил мышцы рук.

Хорош! Он все еще чертовски хорош! И девицы, которые виснут на нем гроздьями, делают это не только из-за денег – не каждой известно о его достатке. Они виснут на нем из-за того, что он так хорош собой. И респектабелен. И позитивен. И изобретателен.

Правда, не каждая способна оценить в нем затейника. Некоторые обижаются и даже убегают в слезах и истерике, но ему от этого не хуже, а веселее. И, утонув потом в глубоком кресле с бокалом любимого скотча и предаваясь воспоминаниям, он довольно улыбается, а иногда и хихикает.

Эдуард Сергеевич одернул лимонного цвета поло, тряхнул ногами, расправляя вельветовые синие штаны, и отошел наконец от зеркала. Взгляд тут же сместился выше – на настенные часы. Десять тридцать утра. Как же рано! День только начался, а ему уже скучно.

Может, в офис съездить, шума там наделать? Нет, не стоит. На прошлой неделе всех стращал. Один из ценных сотрудников от нервной трясучки даже заявление на увольнение подал. Ну и пусть уходит. Слабаки не из его стаи. Его команда – это единомышленники. Они должны понимать и принимать правила игры. Если нет – значит, им не по пути. Это касалось и женщин. Не нравятся его методы – проваливай!

Пышкин неожиданно и некстати погрустнел. После смерти Ирины десять лет назад он, к сожалению, до сих пор не мог найти себе спутницу жизни – единомышленницу. Только Ирина, только она его понимала, хохотала над его выдумками и соглашалась на экспериментальные игрища. Как жаль, что ее уже нет! Как жаль…

Зато есть ее папаша – назойливый подполковник Звягинцев Илья Сергеевич. Все ездит и ездит к нему, вынюхивает и вынюхивает. Что он пытается узнать, старый идиот? Десять лет прошло. То, что мог доказать в свое время, профукал. Теперь-то что?