Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты не понимаешь, — устало сказал Матвей, — все, за кем мы наблюдали — не самые хорошие люди. Каждый со своими тараканами. Болезнь сработала как переключатель, переключив их на добро; для окружающих они стали даже удобнее. Но ты-то природный эмпат, тебя просто некуда переключать! Ты и так добрая, дальше некуда! Я даже представить не могу, что будет, когда на тебя наложится воля паразита.
— Я буду вести дневник, — пообещала Оля.
Она подписала согласие на лечение, и в тот же вечер её поместили в отдельный бокс при институтской клинике.
Утром Борис заглянул к Матвею.
— Я к Оле. Надеюсь, у нас ничего срочного?
— Иди, конечно. Только постарайся её не волновать, отнесись ко всему спокойнее.
— Ты о чём?
Матвей замялся.
— Видишь ли, я велел переодеть её. И ограничить доступ к её боксу.
— Почему?
— Она… Как бы это сказать поточнее… Соблазняет.
— Что?! — Борис не поверил ушам.
— Нет, не подумай, она не говорит и не делает ничего такого. Просто сидит там и… Не знаю даже, как это назвать. Сидит и источает феромоны, что ли… Короче, с ней теперь будет работать только Варвара. Ну и ты, конечно.
Не дослушав, Борис рванулся к выходу. Через несколько минут он уже стоял у дверей бокса, стараясь успокоить дыхание. Оля сидела в кресле перед ноутбуком. На ней была серая мешковатая пижама, застёгнутая у горла. Пижама была ей велика, так что очертания фигуры под ней даже не угадывались. Волосы были собраны в скромный хвост, открывая тонкую беззащитную шею. И в этой шейке было столько эротики, что даже будь Оля совершенно голой, эффект вряд ли мог быть сильней. Борис понял, о чём говорил Матвей.
— Привет! — сказал он.
Оля обернулась на его слова и просияла.
— Привет!
Она развела руки, демонстрируя свою сиротскую пижаму.
— Вот. Теперь я такая.
Борис улыбнулся.
— Это Матвей специально придумал, чтоб я меньше тебя ревновал. Но не сработало.
Он сел в кресло рядом с Олей.
— Чем занимаешься?
Она показала рукой на экран.
— Пытаюсь постичь азы квантовой механики. Вчера прочла всё, что нашла по теории Горева, теперь хочу закрыть пробелы в знаниях.
— И как тебе теория? — осторожно спросил Борис. — Зашла?
— Как перчатка. Как будто я сама это написала. Не про физику, конечно, а про выборы и стрелки. Боря, это уже паразит?
— Не знаю, — честно ответил Борис, — будь ты хотя бы чуточку постервознее, тогда было бы понятно. Но ты такая, как есть. Матвей прав — тебя просто некуда переключать.
24
Всю неделю Борис не находил себе места. Он то часами просиживал в Олином боксе, то вдруг срывался и намертво цеплялся к Варваре Петровне, выпытывая у неё то, чего она сама ещё не знала. Пытался приставать и к Аруджанову, но тот только огрызнулся:
— Хочешь поговорить об изменении экспрессии рецепторов к гамма-аминомасляной кислоте? Нет? Вот и не морочь мне голову, занимайся своими делами.
В конце концов Борис поймал Варвару Петровну в её кабинете. Сел в кресло напротив и заявил:
— Варвара Петровна, я никуда не уйду, пока мы не поговорим.
Старушка улыбнулась и поправила очки.
— Спрашивай. Что тебя интересует?
— Скажите, Оля действительно больна?
— Да, к сожалению. Самого паразита я ещё не нашла, но он в ней, это точно. Организм уже начал вырабатывать антитела — вот они, родненькие.
Варвара Петровна вывела на монитор результаты анализов и повернула его экраном к Борису.
— И вы её уже лечите?
— Конечно. Назначила ей курс таблеток и инъекций, вот смотри, — она вывела на экран страницу с рецептами. — Но тебе ведь эти названия ни о чём не говорят?
— Нет, — Борис помотал головой, — а вы её вылечите?
— Я здесь именно для этого.
— А когда примерно?
— Курс рассчитан на две недели, максимум на три. Если ничего не случится.
— А что может случиться? — напрягся Борис.
Варвара Петровна строго посмотрела на него.
— Не нагнетай. Пациентке твой мандраж совсем ни к чему. Верь в успех и излучай уверенность — вот что ей сейчас нужно.
Борис улыбнулся жалкой вымученной улыбкой.
— Мне так много надо узнать. Но я не знаю, о чём ещё спросить.
Варвара Петровна улыбнулась в ответ.
— Тогда спрошу я. Скажи, тебе удалось проверить вашу теорию о биомеме? Как Ольга отнеслась к идеям Горева? Религия мультиверса изменила её мировоззрение?
— Нет, разве что упорядочила. Оля всегда такой и была, ей нечего было менять.
— Странно, — сказала Варвара Петровна, — обычно худые и красивые — те ещё стервы.
— Значит, Оля исключение, — сухо сказал Борис.
— Если так, тебе повезло. Но тогда ваша теория не продвинулась ни на шаг. Жертва была напрасной — пациентка не может ни подтвердить, ни опровергнуть ваши тезисы.
— Пожалуйста, не называйте Олю пациенткой, — попросил Борис. — Она моя девушка, и у неё есть имя.
25
Борис выпил стакан воды, наполнил его снова и отставил в сторону. Потом достал телефон и набрал номер Матвея.
— Жду тебя у Варвары Петровны. Это срочно.
— А что случилось?
— Оля отказывается от госпитализации.
— Сейчас буду.
Через несколько минут Матвей уже сидел в кабинете Варвары Петровны.
— Рассказывай. Что сказала Оля?
— Что она уже не хочет лечиться. Хочет подписать отказ от госпитализации, вернуться домой…
Борис запнулся.
— И там бешено трахаться с тобой, — подсказала Варвара Петровна.
Борис молча кивнул.
— Понятно, — сказал Матвей, — а теперь давай всё с самого начала. И поподробнее. Приняла она религию мультиверса?
— Скорее теорию, — поправил Борис, — хотя, какая разница. Приняла, конечно. Но она бы в неё поверила и без заражения, сам же знаешь. Хуже другое — она её не только приняла, но и доработала. С учётом новых знаний о паразите. У неё был интернет, и была масса свободного времени — вот она и начиталась всяких странных теорий. Я должен был проводить с ней всё время, а я, дурак, всё метался, непонятно зачем…
— Прекрати! — оборвал его Матвей. — Давай конкретнее, что она тебе сказала?
Борис схватил стакан с водой и сделал большой глоток, лязгнув зубами о стекло.
— Оля считает, что и религия Горева, и всё его пацифистское движение — это расширенный фенотип генов пацифика. Этот фенотип помогает ему распространяться — и весьма успешно. Но результаты его деятельности таковы, что мы уже не можем считать пацифика паразитом. Теперь он стал нашим симбионтом; мы предоставляем ему всё необходимое жизнеобеспечение, а он нам — защиту от Третьей мировой. И даже больше — защиту от зла в самом широком смысле. Оля сказала, что человек и