– Почему?

– Потому что тогда я бы тебя подвергла публичной казни. Я была настолько зла, что даже устала.

– Я понимаю.

– Понимает она! Ты разочаровала меня так, что слов нет! Я и предположить не могла, что ты окажешься такой дурой! – под пудрой на щеках Эллы Дмитриевны проступил румянец. – Лечь под того, с кем работаешь! И это после того, как я отстранила Кузнецову за автограф! Нет, ты мало того, что раздвинула ноги, ты умудрилась залететь. По крайней мере, я надеюсь, что это правда, иначе ты обычная гнусная аферистка. Но и это не все! Ты слила все в желтую газету, вываляв в грязи мой журнал! Теперь никто не захочет с нами работать! Теперь все решат, что мы такая же убогая бульварная газетенка, как и все они!

– Я виновата во всем, кроме слива информации. Я все держала в секрете.

– Если кто-то твой секрет раскрыл, значит, виновата ты сама, – Казакова постучала ногтями по столу. – Если бы можно было тебя уволить дважды, я бы это сделала. С удовольствием. Но я уволю тебя один раз.

– Хорошо, – видимое самообладание стоило Лиде неимоверных усилий. – По какой статье?

– Даже не думай играть в эти игры, – Элла Дмитриевна подняла уголок губ в жестоком подобии улыбки. – И не надейся на трудовой кодекс про увольнение беременных. Ты напишешь по собственному желанию.

– У меня нет желания уходить. И моя личная жизнь никак не влияет на мои профессиональные навыки.

– Ты могла бы спать с кем угодно, лишь бы имя моего журнала не всплыло в связи с этим. Но ты изваляла «Богему» в грязи, а вместе с ней и меня. Я настоятельно тебе рекомендую написать заявление, Стрельникова. Иначе я сделаю так, что ты и правда захочешь уйти. И уж я постараюсь, чтобы тебя потом никуда не взяли. Хотя ты сама все сделала за меня. Теперь о твоей беременности не знает только ленивый. Ни один работодатель не захочет влезать в декретные выплаты ради такой… – Казакова смерила Лиду презрительным взглядом. – Потаскухи, – наконец выплюнула она.

– Я вас услышала, – сказала Лида и поднялась со стула. Она держала спину прямо и чувствовала, что ее начинает трясти. – Я напишу заявление. Я понимаю, что вы вряд ли измените свое мнение, но я не хотела, чтобы все так вышло. И я не аферистка.

– Ну-ну.

– Мне надо отрабатывать две недели?

– Обойдемся без твоих услуг, если только ты не согласишься мыть полы.

– Не соглашусь.

– Я так и думала. Тогда занеси заявление в бухгалтерию, забери трудовую и собирай свои вещи. За последний месяц зарплату получишь на карточку, как обычно.

– До свидания.

Лида вышла из кабинета и прислонилась к стене. Ей хотелось кричать от унижения, бессилия и злости. Она собрала остатки самолюбия и вернулась к себе.

– Ну что? – спросила Катя, когда Лида закрыла за собой дверь.

– А как ты думаешь? Ухожу по собственному желанию. Олесе отдельная благодарность, – Лиде хотелось высказать все в лицо, но Кузнецова куда-то испарилась.

– Но она говорит, что ничего не сделала, – с сомнением заметила Катя.

– А если бы ты сдала меня бульварной прессе, то сразу бы призналась? – Лида стала вынимать из ящика стола диктофоны, зарядки и другие свои немногочисленные вещи.

– Вот сука! – с чувством сказала Рита Вернер. – Честно скажу: я разделяла ее негатив, когда тебя поставили на интервью вместо нее. Но устроить такую засаду!..

– Какая теперь разница. Все равно ее тоже упомянули в статье. Я сильно сомневаюсь, что шеф вернет ее на прежнюю работу. А то и вовсе не уволит. А если нет, ей самой будет здесь тяжело, я уж тебе обещаю, – Катя положила Лиде руку на плечо. – Ты в порядке?

– Не знаю, какой порядок тут может быть. Придумаю что-нибудь, – Лида убрала вещи в пакет и положила на стол белый лист. – Но если кто-нибудь услышит о вакансии, я готова браться за все.

Пока Лида писала, все молчали.

– Вряд ли у тебя теперь будет недостаток в деньгах, – не вытерпела Вернер, когда Лида поставила под заявлением свою подпись.

– Вряд ли тебе вообще надо будет работать, – добавила Катя. – Может, он тебя к себе заберет, чтобы ребенок был рядом.

– Ага, а может, еще и женится, – ехидно сказала Лида. – Вы, девчата, не обижайтесь, но это не ваше дело.

– Да какие обиды! И потом, – Рита задумчиво намотала локон волос на палец, – ты всегда можешь пойти на телевидение или в журнал, лучше даже американский. Они неплохие деньги заплатят за откровения.

– Фу, Рита! Даже думать об этом не собираюсь! Грязь какая.

– Грязь, не грязь, а деньги хорошие. Где ты теперь найдешь работу по специальности?

– Ладно, достаточно, – Лида встала, перекинула сумочку через плечо, взяла заявление и пакет. – Спасибо вам на добром слове, конечно, но я не готова ко всему этому. Успехов в работе и всего хорошего.

– Да чего ты сразу! Мы не хотели тебя обидеть.

– Звони, может, как-нибудь встретимся, выпьем кофе…

– Ага.

Лида кивнула, окинула взглядом помещение, в котором провела не один месяц, и вышла.

После оформления документов Лида пошла в первое попавшееся кафе, которых в модной высотке было пруд пруди. Она заказала зеленый чай и свежий салат, устроилась в плетеное кресло и достала телефон. Ей надо было срочно написать Андерсу, что она не виновата. Да, она еще не успела подписать бумагу о неразглашении, но ей было важна не юридическая сторона, а то, что он подумает о ней. Надо было удалить письмо из своего компьютера, женский коллектив – тот еще гадюшник! К тому же она сама приходила к Олесе, чтобы узнать, как выйти на Норберга.

Лида открыла в телефоне скайп, не ожидая увидеть Андерса в сети. В Лос-Анджелесе день еще не наступил. Но напротив его псевдонима горела зеленая точка.

– Андерс, привет!

Ты здесь?

Нужно поговорить.

– Привет, Лидия. Что-то случилось?

– Да. Ты читал газеты?

– Нет. Здесь ночь, у меня ночные съемки.

– Я мешаю?

– У меня перерыв. Что случилось?

– Пресса обо всем узнала. О тебе и мне.

Кто-то на работе влез в мой компьютер. Сегодня вышла газета со статьей о том, что я беременна от тебя.

Потом несколько новостных сайтов скопировали информацию. Я не успела проверить американские издания.

Андерс?

– Это плохо. Они назвали твое имя?

– Да!

Они даже напечатали мою фотографию.

Но я этого не делала, Андерс!