Сначала мелкая, будто мурашки, с каждой секундой волны этой ряби становились всё выше и выше. И эти волны не просто поднимались и опускались, они двигались от пасти червя к его желудку, перемещая тонны камней и земли, теперь уже не желавших просто падать внутрь твари под действием гравитации.

К счастью, в реальности плоть на стенках пищевода никуда не двигалась. Она просто поднималась и опускалась в определённом ритме, создававшем иллюзию волн. Так что от меня требовалось лишь сохранять равновесие и не позволять камням сбивать себя с ног. Это было сложно и требовало постоянной концентрации, но каких-то сверх сложностей не вызывало.

Но дальше стало ещё хуже. Червь всё вертикальнее забуривался в породу и кислота в его желудке в какой-то момент начала выплёскиваться в пищевод.

Как только это произошло, «волны» плоти стали раза в три выше, чтобы сдерживать потоки желудочного сока. Более того, где-то через каждые десять обычных «волн» теперь накатывала одна максимально «высокая».

И так как волны распространялись по всей окружности пищевода, эти «десятые валы», фактически, перекрывали трёхметровый тоннель полностью и герметично, словно круговой затвор у фотоаппарата.

Оставаться внутри пищевода в таких условиях стало практически невозможно. Ладно обычные «волны», на которых приходилось использовать свой вестибулярный аппарат на все сто процентов, чтобы не свалиться на груды камня. Но эти «затворы» лишали меня любых шансов, буквально выдавливая к пищеводу и плещущейся теперь уже у меня над головой кислоте.

К счастью, видимо из-за того, что ткани пищевода червя в этих «затворах» очень сильно растягивались, сила их сжатия не была какой-то запредельной. Моя сила позволяла растянуть сжатый «затвор» достаточно широкой, чтобы пролезть внутрь даже вместе с привязанной к спине Рахирой, пусть из-за последней это и становилось раза в три сложнее.

Если она ещё хоть раз ослушается меня и сделает что-то поперёк…

Так, пробравшись почти к самой пасти червя, чтобы оказаться как можно дальше от желудка и плещущейся в нём кислоты, я начал самый длинный и изматывающий в своей жизни марафон.

Сложно было точно оценить на что было сейчас способно моё тело. Поднятие десятков тонн веса, бег со скоростью гоночных автомобилей, прыжки на десятки, если не сотни метров и зашкаливающая выносливость.

Чтобы ощутить реальную усталость, в обычной ситуации мне нужно было бы использовать всю свою фантазию и реально упороться с подбором «инвентаря» и подходящих условий для тренировки.

Но сейчас я будто бы оказался в худшем (или, возможно, лучшем) спортзале во вселенной.

Во-первых, жара. Из-за постоянных сокращений плоти в пищеводе червя и трения его зубов о камень, температура вокруг меня довольно быстро поднялась куда выше сотни градусов Цельсия.

Во-вторых, отсутствие кислорода. Небольшие пустоты в породе, через которую пробивалась тварь, не давали мне совсем задохнуться. Но воздуха в них было настолько мало, что я, кажется, впервые после инкубатора имперцев ощутил самое настоящее удушье.

В-третьих, нервное напряжение. Червь двигался довольно медленно, и также на самом деле не слишком быстро сокращались стенки его пищевода вокруг меня. Но эта неспешность очень быстро наталкивала на довольно простую мысль: «А когда он остановится? И остановится ли вообще?»

Я, вероятно, смог бы выдержать много часов в таком режиме. Но что, если от меня потребуется поддерживать тот же темп на протяжении целого дня без остановки? Или вообще несколько суток? Какая бы ни была психологическая устойчивость, подобные идеи постепенно подтачивали разум.

И в-четвёртых, очевидно, была усталость. Растянуть один «затвор» и пролезть в него было не слишком сложно. То же самое с десятком и даже сотней. Но в районе седьмой сотни я сбился со счёта пройденных «затворов» банально потому, что у меня уже банально не было сил следить за их количеством.

Я обливался по́том, во рту пересохло как в пустыне. Постоянно чувствуя запах крови, потихоньку вытекавшей из искалеченной ноги Рахиры, я с каждым часом всё хуже и хуже контролировал свои порывы. И, вероятно, сорвался бы, если бы у меня были на это силы.

Мышцы, уже столько раз укреплённые и усиленные СИЛОЙ и множеством перестроек, вопили от боли. Перед глазами вместо чёрно-белой с алой подсветкой картинки стояло сплошное красноватое марево, в ушах звенели мириады комаров.

Сколько прошло времени, я не знал и не хотел знать. Казалось, если бы некий магический голос прошептал мне на ухо что-нибудь вроде: «Двадцать семь часов…», — то моим мышцы в ту же секунду отказали бы и я просто рухнул на груду камня. А через минуту был бы переварен желудочным соком подземного червя.

Единственным, что помогало мне держаться, была энергия монстров. Та, что осталась от матери Руби, и новая, полученная из мяса дракка. Каждый раз, когда я чувствовал, что всё, баста, это — мой предел, она растекалась по телу вязкой густой патокой, обволакивавшей мышцы будто бы тонким слоем лечебной мази и давала возможность продержаться ещё час, ещё полчаса, ещё пятнадцать минут…

Мир вокруг пропал, я будто погрузился в транс. Исчезли мысли о Палеме, Фирсторне, Кантарике, Пятёрке Великих, оставшихся в форпосте Шиито, Исме и Лой, о Рахире, лежавшей у меня на спине без особых признаков жизни, о Руби, крепко державшейся за мои волосы, о том, кто я такой и что вообще делаю. Остались лишь движущиеся на меня стены «затворов» и непонятно откуда взявшаяся уверенность в том, что я должен преодолевать их одну за другой.

И когда в один момент нового «затвора» перед лицом не появилось, я, на чистых рефлексах двигаясь вперёд, просто врезался лбом в жёсткую пластину челюсти червя, сомкнувшего свою широченную пасть. Осознание произошедшего пришло лишь спустя секунд двадцать.

Червь остановился. Эта мысль вспыхнула у меня в голове подобно яркой лампочке на долю мгновения и сразу сознание погрузилось в полнейшую черноту.

* * *

Очнулся я от того, что Руби своим шершавым язычком вылизывала мне щёку. Попытавшись отогнать лисичку, я на автомате поднял руку к лицу и тут же застонал от той боли, что пронзила всё тело от этого движения.

Очень знакомая боль перетруждённых мышц раскрылась для меня целой палитрой новых захватывающих ощущений. Я не был настолько добрым, чтобы не желать того же врагам. Но это определённо было одно из худших состояний, в которых я когда-либо находился. Даже с учётом всех болей, что мне уже довелось испытать в этом мире.

К счастью, регенерация исправно работала и спустя минут тридцать мыслей о том, что я развалюсь на тысячу маленьких Тимов, если пошевелю хотя бы одним мускулом, боль начала постепенно отступать.

Ещё где-то через час мои пальцы уже слушались меня достаточно, чтобы я смог развязать ремни, которыми примотал к себе Рахиру. Мы с воительницей всё это время лежали будто бы в обнимку и только теперь, распустив узлы, я смог откатиться в сторону по усыпанному камнями «полу».

Осторожно, чтобы не тревожить больше необходимого всё ещё агонизирующие мышцы, я перевернулся на живот и подполз к её ногам. Надо было проверить бинты.

На то, чтобы аккуратно размотать хаотично намотанную ткань, у меня ушло минут десять. Голень воительницы выглядела, мягко говоря, не очень. Раздробленные кости превратили окружающую плоть в кашу и за долгие часы, прошедшие с обвала пещеры воронов, всё это успело воспалиться, загноиться и начать потихоньку отмирать.

Девушка до сих пор не умерла от сепсиса и отравления собственной гниющей кровью скорее всего только потому, что её организм в принципе был в десятки раз сильнее обычного человеческого.

Тем не менее, регенеративных способностей организма одарённой пятой ступени оказалось даже близко недостаточно, чтобы справиться с такой жуткой травмой. И я совершенно не мог ручаться за то, что её тело, становящееся слабее с каждым часом, сможет и дальше выдерживать поток разного говна, что тёк в него из сломанной ноги.

С учётом того, что было абсолютно неизвестно, когда мы сможем вернуться в форпост, выход оставался только один. Ампутация.

Ещё, как вариант, я мог попытаться напоить Рахиру своей кровью, как сделал это с Исмой. Регенерация человека-поглотителя была куда выше, чем просто у человека, так что был шанс, что в этом случае её организм сможет исцелиться сам.

Вот