потоки. Нити света опутали кости, сращивая их. Гость едва слышно вздохнул.

— С одеждой придется распрощаться, Юрий Матвеевич, — произнёс Юсупов. — Как же вы неосторожно-то так?

— Так… получилось, — с трудом прохрипел гость.

Дядька покачал головой. В этот момент у входа вспыхнула красная лампочка. И приятный женский голос сообщил:

— На территории… посторонние.

Дядька покачал головой:

— Долго шли, — пробормотал он и направился к двери.

— Эти тоже с переломами? — уточнил я.

— Не думаю, — не оборачиваясь, ответил Петр. — Жди здесь и следи за пациентом. Не выходи наружу, что бы ни услышал.

— Да здесь все уже сделано, — растерянно ответил я, глядя на астральную проекцию Голицына. Трещины и правда успели срастись. Синяк оставался довольно пугающим на вид, но я понимал, что он сойдет быстро и без последствий.

Дядька вышел из комнаты. Дверь за ним затворилась, оставив нас с гостем вдвоем. Парень, не открывая глаз, оперся спиной о стену. Его дыхание казалось глубоким и спокойным.

Я прошелся по комнате, остановился у манекена на пару секунд, убеждаясь, что одежда и впрямь такая же, как у Голицына. Подошел к столику с зеркалом. Открыл верхний ящик.

Внутри лежал набор для грима и несколько театральных масок.

— Ты здесь раньше не бывал? — послышалось за спиной.

Голос был спокойным, без всхлипов и хрипа. Значит, лечение прошло как надо.

Я обернулся. Голицын уже поднялся с кушетки и наблюдал за мной ясными глазами.

— Как себя чувствуешь? — уточнил я, закрыв ящик с набором. Осмотрел астральную проекцию.

— Ты ведь и сам все видишь, — хмыкнул гость.

— Однако ощущения пациента имеют значение.

— Кажется, что по мне проехался грузовик, — сообщил парень и осторожно повел плечами. — Такое вот у меня ощущение.

— Дышать не тяжело? — я нахмурился, заметив легкое помутнение в солнечном сплетении.

— Пётр не рассказал тебе про Братство? — сменил тему гость, разводя руки в стороны и делая осторожные взмахи.

— Про какое Братство?

Юрий Матвеевич усмехнулся и склонил голову к плечу:

— Секретное. Что-то вроде вольных строителей.

Наверху послышались голоса. И вся веселость Голицына мигом исчезла. Гость напрягся. Потянулся за спину. И отчего-то этот жест мне не понравился. Я подошел ближе к устройству, из которого звуки доносились более отчетливо.

— Доброго вечера, Пётр, — послышался незнакомый голос.

— И вам не хворать, — грубо ответил дядька и тут же осведомился. — Случилось чего? Мне тяжело ходить, так что у вас должна быть веская причина, чтобы поднимать меня на ноги.

Звуки шли из встроенного в стену динамика. Видимо, сделано это было для того, чтобы находящийся в комнате человек был в курсе всего, что творится в доме.

— Нападение на семью, — вежливо ответил чужак. — На княжеском острове.

— Да ну? — в голосе Петра послышалось удивление. — Дела. Это ж плевок на устои и правила. Вот же времена пошли. Того и гляди, и про уважение к Императору забудут.

— Мы помогаем жандармам. Ходим, всех опрашиваем. Вдруг кто-то что-то видел.

— Дак меня как со службы комиссовали, я только перед телевизором и сижу, — ответил дядька. — Мой племянник так и говорит «совсем, дядь, поглотил тебя этот ящик проклятый». А я оторваться не могу. Уж очень там передачи интересные идут. Вон как певец старается…

Я уловил едва слышные визги того странного детины в цыплячьем костюме.

— И вы ничего не заметили? — снова уточнил голос.

— Да что я мог видеть из гостиной? — спокойно ответил дядька. — Особенно, когда программу любимую смотрел. А как хоть выглядел нападавший?

— Парень лет двадцати, в сером, — произнёс один из гостей. — Вот…

Я обернулся к Голицыну, который очень настороженно слушал диалог в гостиной. Заметив мое внимание, княжич поджал губы.

— Ага, понял, — спокойно ответил Петр. — Ну, если что-то узнаю — обязательно сообщу в жандармерию.

— Спасибо, мастер Юсупов, — произнес голос, и дверь закрылась.

— Все хорошо, — негромко произнес старик, явно рассчитывая, что мы его услышим. А затем раздался мерный стук трости.

Не стоило представлять, как непросто давался родичу каждый шаг. Невольно поморщился.

В душе трепыхалась тревога. Я уже не сомневался, что нападение — дело рук стоявшего в нескольких шагах от меня Голицына. Уточнять подробности у гостя я не стал. Но вот почему дядька, который тоже явно все понял, решил покрывать парня, мне было неясно.

За стеной послышался приглушенный скрип отодвигаемого стеллажа, а затем открылась входная дверь, и в зал вошел Пётр. Он нажал на кнопку рядом с динамиком и обратился к кому-то невидимому:

— Вызвать группу прикрытия.

Дядька выглядел спокойным, как лежащая на льдине нерпа. Он осмотрел Голицына и задал тот же вопрос, что и я чуть ранее:

— Как себя чувствуете?

— Сносно. Ваш племянник хорошо справился. Спасибо, что приютили, мастер. Вышла накладка, и, думаю, все мосты уже перекрыты.

— Отдыхайте, Юрий Матвеевич. Вас наверняка клонит ко сну. На кушетке хоть и не очень удобно, но молодость терпит многое. А теперь прошу нас простить. Идем.

Последнее слово относилось ко мне. И вслед за Петром я направился к выходу.

* * *

— Это что такое было? — уточнил я, когда стеллаж за нами со скрипом встал на место, закрывая проход.

— Помощь одной важной организации, — ответил Юсупов и прижал палец ко рту, призывая меня к молчанию. Затем покрутил ручку пузатого радиоприемника, которых в доме хватало. Однажды я спросил дядьку, зачем нам устаревшие устройства, которые почти никогда не включают. На что Петр лишь пробурчал что-то невразумительное, а потом настрого приказал мне не трогать аппараты. Из динамика понеслась