– Мы с тобой. – Хоторн отталкивает Эммита и заводит меня в аэрокар. Гилад ныряет следом. Агнес, Хэммон и еще один солдат устраиваются позади нас. Эммит – на переднем сиденье. Машина трогается, и он оборачивается к нам через плечо.

– На самом деле в сопровождении нет необходимости. Дальше я сам справлюсь. Она не нуждается в вашей помощи.

– Мы за нее отвечаем, – качает головой Хоторн. – У нас приказ охранять ее вплоть до прибытия в подразделение.

Удивленно смотрю на Хоторна. Он устремляет на меня взгляд потрясающих серых глаз.

– Нет, за нее отвечаю я! – спорит Эммит. – Вернетесь, когда она закончит. У нас очень много дел – ее нужно подготовить.

– Мы не станем вмешиваться, просто понаблюдаем, – возражает Хоторн.

Эммит зажимает пальцами переносицу.

– Второрожденные Мечи такие зануды! Вы не представляете, под каким давлением я нахожусь, пытаясь заставить ее соответствовать строгим стандартам Просветленной.

– Может, отрезать ему язык? – интересуется у Хоторна Гилад.

– Почему бы и нет? – отзывается красавчик.

Эммит фыркает и отворачивается, резко откинувшись на сиденье.

Мы парим у большого водоема. Знак возле него гласит: «Озеро Аспен». На водной ряби играет свет серебристой луны. По ту сторону озера стволы уже не каменные, а красивые, стеклянные. Они мерцают в ночи – царственные, величественные и совершенно непрактичные.

Древо, у которого мы приземляемся – одно из самых высоких. Если смотреть под этим углом сквозь прозрачную крышу, то кажется, что строение, со всей его путаницей ветвей, уходит в бесконечность.

Эммит выходит наружу, дожидается меня и машет рукой:

– Сюда!

Он направляется к двери. Иду за ним, мои сопровождающие – следом. Путь преграждают стражники и сканируют у всех нас метки. Когда Агнес подставляет руку, сканер вспыхивает красным. Охрана достает тер-мечи и преграждает ей путь.

– Вы не Меч либо не внесены в списки посетителей. У вас нет допуска. Возвращайтесь обратно.

Агнес разочарованно глядит на Хоторна. Они обмениваются многозначительными взглядами.

– Здесь я вас покину, – бормочет она.

Хоторн отводит ее в сторону. Слежу за ними краем глаза. Они не прикасаются друг к другу, но будто безмолвно ласкают. Их речи не слышны, но язык тел напоминает о последнем танце. Все длится не более минуты. Никаких прощальных поцелуев; Агнес просто поворачивается, возвращается в аэрокар и уезжает.

Эммит ведет нас в приемную стеклянного Древа. Хоторн догоняет процессию и пристраивается рядом со мной. Уголки его губ опущены, в глазах отражается недавняя боль. Он крепко прижимает к груди винтовку. Хочется сказать что-нибудь, развеять грусть, но я не нахожу слов.

– Вот уж не думал, что побываю внутри офицерского дуба, – присвистнув, заявляет Гилад.

Хэммон награждает его нежной улыбкой, на щеках появляются ямочки.

– Потому что твое фамильное древо – кустарник.

Гилад в подробностях описывает, что он хотел бы сделать с ее кустиком. Мои щеки заливает краска. А Хэммон запросто выслушивает эту чушь, кокетливо смеясь.

Здание поглощает звук наших шагов и голосов. Над головами на сотни этажей вздымается конический атриум. Лабиринт стеклянных переходов, бетонных пандусов и винтовых лестниц поддерживают тяжелые колонны. Вытягиваю шею, осматривая стены. По всему первому этажу висят огромные портреты перворожденных адмиралов. Большинство мне знакомы, а некоторых я даже встречала. Это главы самых влиятельных семейств Удела Мечей. В центре – изображение моей матери. Рядом портрет Габриэля, действующего наследника, а по другую сторону – отца.

Золотая табличка под ним гласит: «Кеннет Абьорн – Меч-Консорт». Кеннет ненавидит номинальное звание супруга Верховного Меча.

Он не принял фамилию Оталы, поскольку происходил из семьи повлиятельнее. А она не взяла его фамилию из-за своего титула. Верховные Мечи всегда были из Сен-Сисмодов. Мать не хотела, чтобы наше имя умерло с ней, поэтому ее отец прописал в брачном контракте, что дети Оталы будут Сен-Сисмодами. Были и другие спорные моменты, но этот родители до сих пор друг другу припоминают, когда вынуждены общаться.

Отец любит упоминать, что его семья – наследники титула главы Удела Добродетели, однако умалчивает о том, что перед ним в очереди – еще четверо. И прежде чем титул достанется ему, все предшественники должны умереть. Однако он все равно любит бросать в лицо матери, что он станет Просветленным Добродетели до нее – ее семья пятая в очереди. В том-то и была идея их брака по расчету: вместе они стали еще могущественнее.

Я смотрю на портрет отца. Руки он сложил на коленях, выставив напоказ золотой нимб голограммы Удела Добродетели. От мрачной красоты отца и его чувственной блудливой улыбки многие слуги во Дворце Мечей теряли голову. Я не видела его несколько лет. Интересно, как он поживает – слышал ли о моих проблемах при Переходе? Если ему, конечно, не плевать.

Из небольшого уголка отдыха неподалеку доносятся громкие раскаты смеха. Перворожденные офицеры высшего ранга – экзо, которые, скорее всего, и живут в этом Древе, посматривают на меня с веселым любопытством. Они пьют золотистое вино, ведут приглушенные разговоры. Их парадная форма, украшенная безупречными черными накидками, резко контрастирует с моим арестантским нарядом, боевым снаряжением второрожденных бойцов с серебряными эмблемами Древа на нагрудных щитах и их смертоносными винтовками. Каждый офицер-экзо экипирован тер-мечом с тисненым фамильным гербом на рукояти. Мой собственный клинок, скорее всего, затерялся где-то в недрах Ценза. Он сломан, но я все еще хочу его вернуть.

Ко мне подкрадывается Эммит.

– Чувствуешь себя обделенной? – спрашивает он, кивая на портреты.

Вооружаюсь отцовской улыбкой, точно щитом.

– Предпочитаю не соваться туда, где мне не рады, Эммит.

Тихий солдат, что прибыл с нами из подвалов Ценза, тянет шею, глядя наверх. На его бирке значится: «Эджертон».

– У нас в Древе все по-другому… – замечает он. Парнишка впервые подает голос.

– Как по-другому? – спрашиваю я.

Эджертон скребет белокурую бороду. Оказывается, у него недостает переднего зуба.

– В наших нет окон, кругом бетон. – Он показывает на стеклянные стены.

Серьезные карие глаза встречаются с моими.

– И где тебе больше нравится?

Эджертон задумчиво смотрит на меня какое-то мгновение, явно удивляясь вопросу. Или удивляясь, что я вообще завела с ним разговор. Он снова таращится наверх и указывает на окно, куда проникает свет луны.

– Здорово видеть ночное небо не на поле боя.

– Да уж, – соглашаюсь я.

Эджертон улыбается. Из фонтана в центре в такт музыке взлетают струи воды – откуда-то доносится чудесное соло. Мне знакома мелодия, и я начинаю тихонько подпевать.