перемололи бы. Даже царапины бы не осталось. Какие-нибудь финны. А может, шведы или норги. Все они с запада. Наши из Карелии тоже с запада, из-под Выборга. Или из Эстонии, там тоже почти наши, русские в одном городе. Но точно говорю, это норги. Кажется, этот большой пароход уже приходил прошлой весной… Гудок знакомый. А с ним вроде бы идёт парочка поменьше. Как конвой.

Не дожидаясь его реакции, она снова забрала бинокль. Взгляд у неё был намётанный, да и зрение лучше, чем у него.

Молчун знал, что раньше крупные суда ходили на дизеле и мазуте, а небольшие – на бензине. Но теперь таких почти не осталось. Бензин и дизель были так дороги, что гонять на них огромное судно, даже если при этом ловится ценная рыба, было всё равно что бриллиантами печку топить. И даже ещё глупее. Поэтому на те суда, которые можно было переоборудовать, ставили паровой двигатель.

Вот и ходили корабли по старинке на угле («по старинке» для людей того поколения, а для молодых это выглядело чудом техники). Вроде бы таких верфей, где могли эту операцию проделать, на весь известный мир было три. И все они процветали. Хотя старики и говорили, что это не апгрейд, а «даунгрейд». Сашка этой фразы не понимал.

– А с востока не приплывают? – спросил вдруг он.

– Нет. Там льды. Только чукчи там. Но мы с ними не торгуем.

– Чукчи? Узкоглазые и с повозками на оленях или на собаках? Так они же, блин, на другом конце материка живут.

– Ты что, вчера родился? Ты сам чукча, кажись. Так давно уже в городе, а не знаешь. Их так просто называют! Они не настоящие чукчи. Я про тех тоже в учебнике читала. Эти не узкоглазые. Обычные, белые. То есть русские. Откуда-то то ли из-под Архангельска, то ли из-под Мурманска. Но наших за людей не считают. Их ещё «полярниками» зовут. И не повозки у них, а катера. Ну и снегоходы тоже есть. Близко их никто не видел, и никто ещё живым не вернулся, чтоб рассказать, как живут. И фоток их нету. Если сделаешь хорошие фотографии, тебе магнаты кошелёк золота насыплют. Да только ты не сделаешь. Я не знаю, дружат они с местными оборв… с местными деревенскими или тоже их гнобят.

Надо же. Даже это она знает лучше, чем он.

Младший слышал, что у Питера – то есть у Васильевского острова – существовала небольшая эпизодическая торговля по морю примерно с несколькими десятками городов, только в паре-тройке из которых говорили по-русски, хоть русский и не был там основным языком. Ещё он знал на уровне слухов, рассказанных в казарме перед сном, что магнаты города непонятно с чьей подачи пытались замутить политический и даже военный союз со своими партнёрами. Даже название «Новая Ганза» кто-то придумал, но оно не прижилось. Но, кажись, пока дальше разговоров дело не шло. Слишком разными были и сами города, и их интересы.

Ещё он понимал, что обитаемость побережья объясняется тем, что в море – рыба и есть возможность прокормиться чуть большему числу людей, чем мог прокормить континент с его хилым сельским хозяйством и охотой на собак, волков и зайцев. Крупная дикая фауна войну почти не пережила. По эту сторону Урала уж точно.

Далёкий хлопок заставил их обоих поёжиться. Где-то над морем блеснула вспышка.

Внезапно Сашка заметил ещё одну, чуть в стороне. Ему показалось, что к конвою, который был уже гораздо ближе, приближаются два других юрких огонька, поменьше. Да только они не светились ровно, как прожектор, а проблёскивали, слегка демаскируя в темноте того, кто шёл с погашенными бортовыми огнями. Это были вспышки от выстрелов – то ли от автоматов, то ли от целого мелкокалиберного орудия. Точнее, двух.

Вот те раз. Должно быть, морские разбойники напали на мирные корабли. Прямо в пределах досягаемости порта. Это что-то новенькое. Кто это такие? Неужто у оборвышей появился флот? И где катера Гвардии? Почему не поднимают тревогу?

Младший вспомнил, как две недели назад объявляли общую тревогу оттого, что несколько самодельных ракет, запущенных оборвышами, упали в разных местах города.

Такого ещё не было. Бывали обстрелы – неприцельные, просто беспокоящие. Бывали и снайперские выстрелы. Иногда по окнам, иногда по патрулям. Дважды с того берега стреляли из пулемёта, скорее всего ДШК. Но ракеты, даже маломощные, нагнали на город страху.

Объявляли общую тревогу. Выли сирены. Правители даже забыли свои разногласия и отправили совместный отряд, чтобы прочесать прибрежную зону. Подозревали, что их встретит засада или даже встречный удар. Говорили, что за этим стоит сам бригадир Кирпич. Тот самый, который оставлял на стенах в материковом Питере свои подписи: «Здесь был Кирпичь». А может, он был мифом, ведь и прежнего жупела – бригадира Самосвала – никто в городе в глаза не видел, все слышали только, что он самосвалами трупы своих врагов в овраги скидывает. Но тот уже покойник.

Тогда совместный отряд островитян высадился на материковую сторону под прикрытием пулемётов с катеров. Одновременно по мосту прошли ещё две сотни защитников Острова. По тем дворам, рядом с которыми было предположительное место запусков, наугад дали несколько залпов из миномётной батареи. Но кулак ударил воздух. А осколки 82-милли-метровых снарядов раскрошили только старые кости. Прочесав несколько дворов старинных кирпичных зданий, построенных еще до Революции (это которую Ленин устроил), нашли лишь следы запуска – «тубусы» из водопроводных труб с чёрным нагаром, да следы пребывания двух небольших отрядов – отпечатки подошв, гильзы, кострища…

А через три дня прилетела ещё одна ракета, попав, то ли по случайности, то ли благодаря точности наводчика – прямо в Небоскрёб. Правда, взрыв был такой слабый, что никого не убил и даже не нанёс, судя по сведениям, которые просочились наружу, крупного ущерба: пара трещин в бетоне и вылетевшие стекла на фасаде.

Снова отправили отряд, хотя и не такой большой, и с преобладанием людей Михайлова, властелина Небоскрёба (Кауфман, наверное, тихо злорадствовал). И опять до огневого контакта не дошло.

Следующая ракета упала на Среднем проспекте, в промышленной зоне, которая в тот вечерний час была уже почти пуста. Опять никто не пострадал, только сгорела лавка то ли керамики, то ли стеклянных товаров. В общем, того, без чего Остров мог обойтись.

На этот раз ограничились отправкой дозора. И снова он не встретил на своём пути никого.

Это была война нервов. И из-за неё одни из гвардейцев начали относиться к службе с пофигизмом («Эти