дрищи не нападут, они только пугают»), а другие, наоборот, лишились сна, вскакивали от каждой вспышки и ждали чуть ли не ядерной бомбы по городу. Всё это не могло не сказаться на обороноспособности. «Что будет дальше, залпы артиллерии?» – спрашивали друг у друга и простые островитяне, и гвардейцы.

Понятно, что крупнокалиберных пушек у оборвышей не было.

Но всё равно неспокойно в граде Питере, ой неспокойно.

Того и гляди баланс, когда за обстрелами и налётами следует новый карательный рейд, – пошатнётся. Странно, что это противостояние, которое к моменту Сашкиного прихода длилось уже не один год, никто не додумался назвать Блокадой. Наверное, потому, что снабжение города пока никто перерезать не мог… или просто ещё не сообразил.

– Пошли под крышу, – сказал он Анжеле уже другим тоном, не терпящим возражений. – Хоть и далеко, а пулю можно словить. Да и замёрзла ты.

На самом деле замёрз он сам, но мужчине негоже в таком признаваться, особенно при женщине. Эти азы психологии он уже изучил.

«Даже если подыхаешь от голода, жажды, жары или холода, бабе в этом признаваться нельзя, – как-то поделился с ним опытом один казарменный мудрец. – А то найдёт того, кто крепче. Такой уж у них, блин, иммунитет. Надо всегда быть мужиком, мля».

Он имел в виду менталитет. То есть мышление.

– Да, я замёрзла, – промурлыкала Анжела. – Это ведь ты должен согреть.

Вид у неё был скучающий, хотя она изо всех сил хотела выглядеть соблазнительницей. Но, как всегда, Младший позволил себе поверить этому маскараду.

В обнимку они вернулись в комнату, налили ещё по кружке чая. Хотя чай, в общем-то, был только поводом, поэтому ему суждено было остыть в кружках на столе.

– Ну, иди ко мне, что ли, – произнесла Анжела, ложась на диван. – Даже если что-то нельзя, то многое другое… можно.

Чем закончился морской разбой, они так и не узнали.

* * *

Время летело незаметно, а потом он внезапно вырубился так быстро, словно выдернули шнур из розетки. Видимо, как-то связано с гормонами. Природа считает, что ей виднее, когда и в какой ситуации мужчина или женщина должны быстро засыпать.

Будильника не заводил. Что-то изнутри, словно интуитивный звонок, разбудило Александра. Сон был крепкий, без сновидений, но его как будто сдуло, когда он одним глазом взглянул на светящийся циферблат.

Без четверти четыре.

Младший хлопнул себя по лбу и подскочил рывком. «Ёксель-моксель! Встреча с Баратынским… В пять утра!».

И тут ещё не ясно, что вызовет больше проблем – что его поймают «еноты» или кто-нибудь из своих засечёт, как он встречается с «правой рукой» конкурирующего магната? Баратынский сказал, что проинструктировал только стражу Дворца, а добраться туда сталкер должен сам. Иначе какой он сталкер?

Чёртов подонок, гордящийся предками, которые якобы были дворянами, вычтет половину из оплаты, если он опоздает. И ничего нельзя будет сделать. Товар эксклюзивный. Никто его больше не купит.

А ведь надо еще пробраться в сектор Кауфмана, минуя все патрули. На нейтральной территории гадёныш встречаться отказался. Конечно, в основном стерегут береговую полосу, а не границу между владениями. Но нарваться можно. И тогда ещё неизвестно, как удастся выкрутиться. Убить не убьют, но морду помнут и груз заберут себе. После последних трений магнаты порешали, что их бойцы не будут ходить даже в увольнительную на «чужой» территории в комендантский час. Да и днём ему тут были бы не рады.

Чертыхнувшись, Младший свесил ноги с дивана и начал надевать и зашнуровывать ботинки.

– Ты куда собрался, любимый? – услышал он голос Анжелы, и увидел, что она приподнялась на подушке. Надо же, как чутко она спала!

– Есть одно дело, не терпящее отлагательств, солнышко.

Глава 2

По горячим следам

2069 год, где-то в бывшей Новосибирской области

Дозор вернулся в лагерь утром, когда снежные вихри бушевавшей всю ночь бури уже улеглись, оставив после себя в напоминание только лёгкую позёмку.

Группу встречали сдержанными кивками. В прошлом осталось то время, когда каждое столкновение с врагом казалось редким героизмом. Война уже становилась рутиной. Хотя прошло-то всего ничего.

– Колотун, Саня, докладывайте вы главному, – сипло приказал Семён Плахов, пригибая голову, чтобы пройти через порог низкой избушки. – Вы всё видели. А я устал, как сволочь. Да и голос пропал.

Командир звена снял лыжи, вытряс в сенях снег из валенок и уселся поближе к ещё горячей «походной печке» из большой кастрюли, найденной здесь же. Топливом служили сухие ветки. Дымоход был выведен в окно. Обычные печки тут были в каждом доме, но Пустырник запретил их использовать, потому что дым из труб выдал бы отряд всем желающим.

Семён тут же уснул, сидя. Пару-тройку часов он может подремать. Потом проснётся сам, без будильника. Похоже, его слабость была вызвана осложнениями после недолеченной простуды. Тогда, в сентябре, во время преследования «сахалинцев» возле Новокузнецка, каждая минута промедления угрожала смертью пленникам из Кузбасса.

И если он попросил пару часов отдыха, значит, реально валился с ног.

Пришлось рассказывать за него. Конечно, главная роль тут была отведена косноязычному, но куда более опытному и наблюдательному Волкову. Но иногда и Александр вставлял слово-другое. В другое время Санька раздулся бы от гордости от доверенной ему роли, но сейчас это чувство осталось где-то далеко. Голос его был чуть хриплым от холода, когда он от-тарабанил вначале краткую суть:

– Это отставший арьергард. Их человек семьдесят. Не местные. Приказов не получали почти три недели. Радио у них сломалось, не могут его починить. Пьют и местных обижают. Настроение у них на нуле. Говорят: «Нас забыли».

– Не забыли. Ой, как не забыли, – боец-ветеран Волков по кличке Колотун, с рукой, напоминающей варежку из-за сросшихся пальцев, оскалился. Усмешка его щербатого рта казалась зловещей. Но даже она не могла сравниться с тем выражением, которое было в глазах у сына погибшего вождя. У того взгляд был просто страшный, настолько он «не шёл» молодому парню, который вдруг за несколько недель стал старше лет на пятнадцать.

– Откуда сведения? – строго глядя на них, спросил Пустырник. Командир отряда сидел на походном стуле и докуривал папиросу из трофейного табака. Эту привычку вдыхать дурно пахнущий дым Сашка и раньше за ним замечал, хотя его отец курил больше – и такие штуки, и трубку. Впрочем, самосад нормально вызревал далеко не каждый год.

– Допросили «языка», – объяснил Волков.

– А что с ним потом сделали?

– Языковую колбасу, – ответил уже Данилов.

В этом слове Сашка поставил правильное ударение. Этому его научил дед.