Правда в том, что я могла бы позвонить моим подругам-писательницам, и они окружили бы меня в мгновение ока. Эмми предложила бы мороженое с шоколадной крошкой, а Пейдж нашла бы мне кувшин сангрии. Кловер позволила бы мне поплакать у нее на плече и пообещала бы, что в конце концов все образуется.

Мина предложила бы надрать ему задницу, в то время как Кассия устроила бы драматическую конфронтацию с ним ради меня. Где-нибудь в большом и важном месте, например, посреди его рабочего места. Она, вероятно, даже сняла бы все это на видео и выложила в Сеть, завоевав мою вирусную симпатию.

Я качаю головой при мысли о своих подругах и их неистовой преданности. Как бы сильно я ни любила их за это, я не готова разделить эту боль с кем-либо еще. Я устала от этого. Я устала всегда быть вторым выбором.

Как будто она чувствует, что мне нужна хорошая взбучка, звонит моя сестра. Я отвечаю, потому что, черт возьми, почему бы и нет. Если ты уже нанес десять ударов по женским яйцам, то зачем на данный момент еще один?

— Привет, я тебя поймала, — Зола звучит искренне удивленной и не такой уж счастливой. — Обычно в это время суток я получаю твое голосовое сообщение.

— Дай угадаю. Прямо сейчас ты находишься в прекрасном месте с горячим парнем и зарабатываешь больше денег, чем ты когда-либо мечтала, слушая, как режиссер говорит тебе, что ты красивая. Я права? — обычно я немного добрее отношусь к своей сестре, но сегодня я зла. Это не то, что я когда-либо позволяла себе чувствовать, когда дело касалось ее.

— Что-то заползло тебе сегодня в задницу? — она спрашивает обычным воинственным тоном, который появляется у нее, когда кто-то бросает ей вызов, указывая на ее плохое поведение.

— Ты спала с моим парнем. Ты изменяла с ним, — просто произнося эти слова вслух, я чувствую себя сильной. Мы никогда не говорили об этом. Мы просто продолжали вести себя так, как будто все было нормально, хотя это было не так.

— Это было три года назад. Смирись с этим.

Я не знаю, чего ожидала от нее услышать, но определенно не этого. Не то чтобы я думала, что она принесет мне извинения или что-то в этом роде. Но я подумала, что она, по крайней мере, придумает дурацкое оправдание.

— Ты знала, что он мне нравится, и ты спала с ним.

— Да, около года. Я не могу поверить, что ты продолжала верить в его чушь о желании уважать тебя. Единственная причина, по которой он вообще начал встречаться с тобой, заключалась в том, что он хотел добраться до меня. Он сказал мне это. Мы часто смеялись над тем, какая ты жалкая.

— Ты уродливая, — говорю я. Впервые в жизни я вижу свою сестру в другом свете. Она не та королева красоты, которая заслуживает аплодисментов и обожания всего мира. Она не сделала ничего, чтобы заслужить восхищения или уважения. Она просто родилась хорошенькой, и, к сожалению, мы живем в обществе, которое считает, что физической красоты должно быть достаточно.

Она фыркает:

— У меня двести миллионов подписчиков в социальных сетях, которые с тобой не согласятся. Что же есть у тебя? А я скажу тебе, что у тебя есть. У тебя есть только твои книжечки о толстушках.

Я не знаю эту женщину. Мне трудно понять, как мы так отдалились друг от друга. Это та девушка, которая однажды пробежала со мной через разбрызгиватель, съела фиолетовое фруктовое мороженое, потому что знала, что я ненавижу этот вкус, и держала меня за руку, когда мы были на похоронах наших родителей.

— Я пишу книги, которые дают женщинам любой комплекции возможность поверить, что они заслуживают жить долго и счастливо, несмотря на то, что им говорит общество, и знаешь что, Зола? Я чертовски горжусь этим. Так что, не звони мне больше, если не хочешь извиниться за то, что украла моего парня.

На этом я заканчиваю разговор и в шоке смотрю на свой телефон. Я не знаю, что сказала бы Нана, если бы могла это услышать. Я знаю, что она всегда верила в меня и поощряла меня стоять за себя. Что ж, сегодня я так и сделала, и, думаю, это достойно пирожного. Одного из тех действительно больших и мягких пирожных из «Выпечки Пэтти».

Но сначала я собираюсь закончить эту чертову книгу, чтобы больше никогда не думать о Броке. На это уходит большая часть дня, и мне приходится продолжать игнорировать его телефонные звонки, но в конце концов я заканчиваю книгу.

После этого, я решаю позвонить ему и сказать, что между нами все кончено. Но я попадаю на его голосовую почту, что еще лучше. Это действительно мой счастливый день.

Я делаю глубокий вдох и своим самым непринужденным голосом, «ты-не-разбил-мое-сердце», говорю ему:

«Привет, Брок. Просто перезваниваю тебе. Мне было весело с тобой последние три дня. Ты был именно тем отвлечением, которое мне было нужно, чтобы вырваться из писательской колеи. Это был отличный отпуск. Мы должны как-нибудь повторить это».

Затем я хватаю ключи от арендованной машины и спешу в пекарню. Если я потороплюсь, то успею попасть туда до закрытия.

Когда я захожу в «Выпечку Пэтти», она выходит к витрине, чтобы поприветствовать меня:

— О, я надеялась, что вы зайдете еще раз! Ранее на этой неделе я не поняла, кто вы. Я прочитала все ваши книги. Мне нравится, как вы пишете о женщинах с пышными формами, которые находят любовь. Как вы думаете… вы могли бы подписать мне несколько книг?

Я улыбаюсь и соглашаюсь подписать их. Встреча с поклонниками вашего творчества — самое классное чувство в мире. Нет ничего приятнее, чем услышать, что книга, над которой ты так усердно работала, нравится твоим читателям.

— Хорошо, просто скажите мне, какие угощения вы хотите, и следуйте за мной, — говорит она, провожая меня в заднюю часть своей пекарни. Ее промышленная кухня современная и чистая, со всей новейшей бытовой техникой. Но именно стальной стол в центре комнаты вызывает у меня трепет. На нем сложены мои книги. У некоторых из них корешки погнуты из-за того, что их неоднократно перечитывали, а у других загнутые уголки и мятые обложки.

Книги предназначены для того, чтобы их прочувствовали и полюбили. Слова Брока, сказанные ранее, возвращаются ко мне, оставляя боль в груди. Я быстро отбрасываю их. Я заслуживаю большего, чем быть второстепенным персонажем.

Пэтти протягивает мне ручку,