– Примерно год назад умер один старый чекист, он еще Берию застал. У этого человека к предметам искусства была настоящая страсть. Если какие-то редкости попадали в его поле зрения, он добивался их получения любым путем. Денег у него было немного, по крайней мере, дорогие вещи он не мог себе позволить, но, если бы средства были, он бы покупал и покупал.

– Но сейчас его уже нет в живых.

– Да, осталась одна внучка. Не знаю, что она сделала с коллекцией. Сразу после смерти деда ей делали интересные предложения, в том числе и я, она наотрез отказалась что-либо продавать. Но, повторю, он не был богат, а потому никто не ожидал, что в его коллекции есть что-то особенно ценное.

Москва. Охотный ряд.

Будто гора с плеч свалилась, вздохнул Воронцов после вчерашнего разговора с Наташей. Он сразу же позвонил в Питер бывшему сокурснику Сереге Корневу, ныне – владельцу частного охранного предприятия. У того дела шли, похоже, ни шатко ни валко, поэтому он с радостью согласился сам охранять Наталью. По старой памяти Владимир знал – у Корнева хватка бульдожья, ни за что ее не потеряет, и к ней близко никого не подпустит. Теперь, по крайней мере на несколько дней, руки развязаны. Вот только что этими руками делать? Швейцарские коллеги не очень-то охотно идут на сотрудничество. Никаких преступлений на их территории не совершено, кроме драки в этом отеле и несчастного случая с банкиром и его подругой, так что оказывать содействие в определении лиц, оказавшихся на месте драки, они не спешат. Владимир глотнул эспрессо и еще раз глянул в сторону эскалатора, по которому посетители с улицы поднимались в кафе. С него только что сошли еще двое, но оба – явно не те, кого он ждал. Глупо, конечно, было надеяться узнать, тем более что Витя сам предупредил: «Не узнаешь!», но Воронцов рассчитывал на непреходящую примету – рыжий. Уж это-то никуда не денется.

Витька позвонил сегодня рано утром, застал за бритьем в ванной. И сразу в карьер: «Привет, Вовчик! Никак, не узнал? Витя это Рындин, не помнишь, что ли – третья колонка, через парту от тебя! Ну, меня еще в пионеры принимать не хотели, вспомнил? Я к тому, что повидаться надо, у меня тут столько всего нагрузилось!» Сообразив, наконец, кто звонит, Воронцов хотел ответить, что и у него за два десятилетия набралась куча новостей, но промолчал.

– Здоров!

Дружеский толчок в плечо едва не скинул Воронцова на ковер. Он чуть не ответил автоматическим апперкотом между ребер, но оценил комизм своего прокола. Улыбающегося в шестьдесят шесть зубов амбала он увидел еще на эскалаторе и даже засек как рыжего. Но узнать в нем Витьку Рындина было просто невозможно – щуплый полутораметровый пацаненок вымахал под двушку и разросся поперек себя вширь.

– Ну, рассказывай… Нет, подожди! – Витька размашистым жестом подозвал официантку и, будто не глядя, ткнул в несколько строчек меню, – всего по паре, красавица!..

Вот теперь давай! Так что, Вовчик? Пиркентоном стал, говорят?

Воронцов еще не успел ни слова сказать в ответ, но чувствовал, как забирает энергетическая волна, хлещущая через стол. Он уже правда был рад, что встретился с Витьком. Рыжий оболтус в самом деле был чем-то вроде солнечной натуры.

– Да какой Пинкертон… – отмахнулся было Владимир.

– Нет уж, не прибедняйся. – Рындин уже не кричал и не хохотал, просто широко улыбался и поблескивал дружелюбным взглядом. – Точно знаю, ты офицер органов МВД. Мы с тобой чуть коллегами не стали, но я, знаешь, вольные хлеба больше казенных люблю. Если отщелкнуть эту разницу – так мы коллеги и есть.

Любопытно, мысленно хмыкнул Воронцов. Он собрался спросить, но Витьку не приходилось задавать вопросов – просто подходи и включай диктофон.

– Просек уже, небось, Мегрэ с первой парты? Чего я спрашиваю, зря, правда? Ты же умный. Точняк, я замначальника секьюрити, а вот где, не скажу. Очень серьезное место, сеть автосалонов, о таком лучше помалкивать, кто протечет, три дня не проживет! Ну, за встречу! – Рындин снова громко засмеялся, неожиданно вскочил и начал перехватывать тарелки и бокалы с подноса подошедшей официантки.

Воронцову вдруг стало неудобно. Хорошо, что народу мало, подумал он. Классный парень Витя, но напрягает как-то. И снова пронзила холодная мысль, от которой весь день хотелось отделаться: не бывает так. Не повидаться с одноклассником вдруг захотелось Рындину, да еще – утром звонок, вечером встреча, и ни дня нельзя подождать. Хотя беспроблемно обходились друг без друга почти двадцать лет.

Деньги ему вряд ли нужны. Что же тогда? Скорей бы перешел к теме.

– Слушай, ты хоть сек тогда поляну, как я тебя ненавидел? – заглатывая враз полпорции ризотто, погружался Витек в детские воспоминания.

– Нет, – ответил внезапно заинтересовавшийся Владимир, решивший, что Витя начинает подбираться к главному. – За что?

– Еще спрашивает! Ну ты наглый! За Аньку, конечно! А то ты на нее не поглядывал? Скажи еще, не ты ей в девятом на Восьмое марта кулончик в портфель подбросил!

Анной звали их одноклассницу, отвязную дочку всенародно любимого киноактера, которая по какой-то немыслимой прихоти судьбы или просто по недосмотру оказалась ученицей обычной московской школы. Вове Воронцову эта бледнокожая высокая девушка с непонятной прической была совершенно безразлична и восьмирублевый кулон 8 марта 1988 года он подарил совсем другой девочке, причем открыто, без всяких подбросов. Встреча с недругом детства доставала все сильнее. И Владимир не выдержал.

– Витя, как у тебя вообще жизнь-то идет?

Рындин резко замолчал. Медленно потянул виски. Снова улыбнулся, но теперь с прищуром, новым для этой встречи:

– Вообще было неплохо. Пока не возникли наши общие знакомые.

– Наконец-то, Витя. – Воронцов готов был признать, что высказался не очень тактично, но не пожалел об этом. – А конкретнее?

– А конкретнее не надо. Кто – не так важно. Важнее – что. Ты чего мне с меню-то не помогаешь?

– Ладно, это пропустим. Ну, и чем тебя так напрягли таинственные общие знакомые?

– Видишь ли, Вовчик… Мне, как тебе, по штату положено шоркаться в чужих делах…

– Шоркаться, Витек – это тебе. Мне положено другое.

– Ладно, другое так другое. Суть вровняк та же. Так вот, я сам в этом разрезе круть большая, поэтому мне не по кайфам, когда приходит туз откуда-то слева и вываливает без нулевки, кто я есть, с кем я в школе учился и кто теперь мой одноклассник. Понимаешь меня?

– Считай, что пока нет.

– Тогда продолжаю. Вдруг чужой туз…

– Какого цвета?

– Что – какого цвета?..– первый раз стушевался Рындин, и Воронцов с безжалостной ясностью понял, насколько нелегок Витьку этот разговор, насколько вымучена вся его наигранная наглость.

– Туз – какого цвета? Масти какой?

– Черной[17],– хмуро уточнил Рындин и поскорей заговорил снова: – И вот, с никакого бодуна ставит задачу: найди, поговори, предложи.