Казалось, будто звездное небо опустилось к самой земле. Дети и пар­ни плясали вокруг костра, к ним присоединялся и кое-кто из взрослых. Люди постарше пели руны, а некоторые ради забавы стреляли в воздух. Одни, прихватив с собой бу­тылку вина, угощали собравшихся, другие подправляли огонь в «kokko».

Так прошла большая часть ночи. Возвратившись домой, я ждал продолжения праздника, но поскольку на этом, по всей видимости, он и закончился, то я, уставший от бодрст­вования в предыдущие ночи, с удовольствием лег в по­стель и на следующий день проснулся поздно. Вспоминая вчерашний праздничный вечер, я хотел узнать, откуда воз­ник обычай жечь «kokko». Смысл и значение его, видимо, забыты современными финнами, хотя сам обычай сохра­нился. Полагаясь отчасти на догадки, можно заключить, что главная цель сжигания костров нашими предками — это жертвование божествам, прежде всего тем, что влияли на урожай, обеспечивали уловы, и не в меньшей мере тем, что покровительствовали охоте. В старину, как известно, в костер складывали старые луки и стрелы, а ныне, слу­чается, кладут поломанные ружейные приклады. Все это отдается " kokko», который взлетает ввысь на огненных крыльях и с благодарностью возвращает небесным покро­вителям полученные когда-то ценности. По представлениям финнов, орел поднимается выше всех птиц. Как поется в песне: «Из птиц ни одна не летит так высоко, как kokko».

Трудно сказать, только ли на Иванов день наши пред­ки жгли костры или это происходило и в другое время. На моей родине, в Карьялохья, сказывают, что когда-то жгли костры, совершая примерно такой же обряд, в ночь на тро­ицу, но позже якобы власти наложили на это запрет, и нынешняя молодежь уже не помнит об этом. И только старики еще вспоминают те времена, когда жгли хелавалкиа — троицкие огни. Похоже, что у наших предков, как и у финнов в более позднее время, подобное зажигание огней не было приурочено к определенному дню. Если у древних финнов это было обрядом жертвоприношения, то при кочевом образе их жизни возникала необходимость чаще жечь «kokko». При перемещениях с места на место им становилась ненужней, например, борона и они жертво­вали ее богам. Если же ломался лук, то и ему находилось достойное, по их мнению, применение. Если же они остав­ляли берег реки и не брали с собой лодок, их тоже отдава­ли в дар " kokko», чтобы он отнес все небесным божествам. Примерно так я представляю себе происхождение обычая жечь " kokko».

Но кто из нашего сегодня может пробиться через мрак прошлого и провозгласить: «Я нашел правильный путь». Мне хотелось бы одного: в канун Иванова дня побывать всюду, где только можно, чтобы познакомиться с обычаями своего отечества. Ведь всем известно, сколь они различны в разных местах.

В наших краях, например, в ночь на Иванов день обыч­но предсказывают будущее. С этой целью следует поднять­ся на крышу трижды перемещенного дома либо на камень, который никогда не сдвигали с места. Полагалось сидеть там неподвижно и ждать видений, по которым затем пред­сказывали будущее. Девушки обычно надеются, что им привидится суженый, — чем же еще может быть озабочено девичье сердце! Старым женщинам хочется узнать, будет ли грядущий год благоприятным для коров и прочего ско­та. Кого-то интересуют иные дела. Но чтобы обрести уве­ренность в том, что никакие ведьмы и злые духи не поме­шают делу, накануне вечером с псалтырем в руках надо девять раз обойти дом или камень против солнца.

В детстве и я сиживал с друзьями на крыше, будучи твердо убежден, что узнаю свое будущее; и подростком, уже не столь уверенным в этом; и позже, почти разуверив­шись в реальности появления видений, я все же сидел ря­дом с другими, наблюдая за проказами деревенских пар­ней, ради забавы стращавших тех, кто сидел на крыше. Они подчас появлялись в белом одеянии, особенно в та­ких местах, где собирались девушки, и всячески разыгры­вали их. Порой парни изображали привидения, да так похоже, что девушки принимали их за настоящие видения.

В такие ночи особенно удается всевозможное колдовст­во. И если пасхальная ночь благоприятствует ведьмам за­вораживать скот, то ночь на Иванов день помогает мужчи­нам-колдунам, которые надеются переместить урожай с чу­жого поля на свое. С этой целью они идут на поле, кото­рое хотят лишить изобилия, заключают в охапку колосья, не вырывая их из земли, затем возвращаются на свое поле и сеют на нем невидимое жито. Но не буду перечислять все суеверия и обычаи, к которым обращаются в Иванов день в моих родных краях.

Переночевав в доме, где справляли свадьбу, я на сле­дующее после Иванова дня утро отправился со своим по­путчиком Каттилусом к нему домой — там оставались моя сумка и прочие вещи. Каттилус рассказал мне забавную историю. Я уже говорил, что по пути в Потоскаваара захо­дил в один дом спросить дорогу к Каттилусу. Там, оказы­вается, меня приняли за беглеца и вообразили, что я веду за собой большую шайку с тем, чтобы ограбить дом Кат­тилуса, так как было известно, что у него имеются кое-какие сбережения. К тому же, как на грех, случилось так, что по дороге к дому Каттилуса я присел в тени берез и заиграл на флейте. Это утвердило их подозрения — они решили, что я подаю сигнал остальным. Соседи были уве­рены, что на следующий день от дома Каттилуса не оста­нется ничего, кроме голых стен. Опасаясь худшего, хозяин дома на следующее утро отправился к Каттилусу, чтобы убедиться во всем воочию. Но как же он сконфузился, уви­дев на столе мои бумаги и книги и меня, совершенно спо­койно сидящего с домочадцами за завтраком. Этот рас­сказ позабавил меня, но и огорчил, возможно, меня и рань­ше опасались, хотя я не хотел бы вызывать у людей чув­ство недоверия к себе.

Получив истинное наслаждение от гостеприимства в Потоскаваара, я в тот же день отправился в поповскую усадьбу в Тохмаярви. Чтобы не навлекать на себя подозре­ний, подобных тем, что сложились у крестьянина из Пото­скаваара, и чтобы не нарушать покоя и праздничного ве­селья этих доброжелательных людей, я редко где останав­ливался, а если все же заходил в дом, то предусмотритель­но оставлял свое ружье в сенях. Здесь, похоже, не принято в этот день украшать избы ветками рябины, черемухи, бе­резы и т. д., как в наших краях. По крайней мере, куда бы я ни заходил, я не видел этого.

По дороге в Еухкола со мной произошел досадный слу­чай. Миновав луг, я вышел к ручью, через который были переброшены круглые бревна. Когда переходил ручей, нога соскользнула