Она и сама не вспомнила лица этого фрейле, когда увидела: слишком много прошло времени, и слишком много она видела лиц. Он был такой же как те, другие, пришедшие в город почти три Жизни назад. Не красивее, не уродливее. Темные глаза, темные волосы, смуглая, любящая пустынное солнце кожа. У некоторых фрейле она была оттенка песка.

Да и разве он мог бы запомнить ее? Она ведь была совсем девчонкой тогда и стояла перед ними, опустив лицо, пока Афалия плакала и простирала руки. Он едва ли вообще заметил ее тогда. Едва ли должен был заметить.

— Шербере повезло, — сказала одна из акраяр, отламывая кусок от круглой лепешки и кладя на него кусок сыра. — Каждая из нас мечтала бы оказаться на ее месте.

— Потерять всех спутников за одну ночь и едва не умереть самой? Ты об этом везении? — спросила Илбира, и говорившая тут же смутилась и отвела взгляд.

Шербера покраснела. Она могла бы защитить себя сама. Но говорить было слишком больно. Или это потому, что та акрай была в чем-то права? Смерть спутников — горе. Но смерть таких спутников, как Сайам? Да, это была удача.

— Он уже определил, кто свяжется с тобой первым? — спросила другая акрай.

— Господин позволил мне провести день одной и отдохнуть, — сказала Шербера, тяжело сглотнув. Все пятеро господ должны были ждать ее вечером в палатке фрейле. Там она узнает, кто будет первым. Она думала, что это будет господин Тэррик… она надеялась и одновременно боялась, что это будет Прэйир.

— Отправив работать в палатку целителя? — Все тот же неприятный голос. Кого это там так заботит ее судьба?

— Шербера вызвалась сама. Кто бы из вас не вызвался? — Илбира обвела всех взглядом, и теперь никто не посмел отвести глаз. — Каждая из нас забыла бы о своей боли, чтобы помочь воинам, которые сражались за наши земли.

Она поднялась, заметив, что Шербера закончила трапезу, и поманила ее за собой.

— Идем, я помогу тебе приготовиться. Тебе нужно уложить волосы и надеть красивое платье. Я дам тебе одно из своих.

Но они успели только сделать шаг, как в палатку вбежал один из близких фрейле. Увидев разлегшихся на ложах и циновках акраяр, часть из которых уже успела скинуть верхние платья и оставалась только в тонких нижних, он на мгновение замер, еле заметно покраснел, потом отыскал взглядом Шерберу и махнул ей рукой.

— Господин зовет тебя, акрай. Поспеши.

В лагере опять пили вино и отдыхали, и откуда-то доносился мелодичный смех ублажающей своего спутника подруги. Так будет продолжаться до тех пор, пока не придет южное войско. Шербера надеялась, что у них есть еще пара дней отдыха. Сегодняшний день был жарким и душным, и стоящее над головами солнце словно все никак не желало уйти с небес. Передвигаться по пустыне в такую жару будет нелегко, а судьбу некоторых воинов Инифри еще не решила. Кто-то из них может не пережить даже первого дня перехода. Чьи-то раны слишком тяжелы, чтобы даже магия смогла их заживить до конца месяца луны Шеле.

Но Шербера знала, что даже если войско с юга придет сюда уже завтра, с места они тронутся не раньше, чем обсудят планы. Если учесть, что мужчины обсуждали планы за чашей вина и обильной едой, а вино и яства не особо располагали к долгим переходам, то у них будет время. Они даже могут успеть отвыкнуть от запаха смерти.

Шербера вошла в палатку фрейле и замерла на месте, услышав доносящийся из-за перегородки смех. Так смеялся мужчина, выпивший сегодня много вина, и она вот уже сотню дней пристально следила за обладателем этого смеха, чтобы его не узнать.

Прэйир. Великий могучий воин, который мог бы переломить шею взрослого мужчины одной рукой. Ее господин теперь — и до самой смерти, если того пожелает Инифри. Мужчина, заставляющий ее сердце трепетать одним своим присутствием — и теперь по воле Инифри она принадлежит ему.

Шербера одернула свое испачканное кровью и лекарствами платье, хотя в этом не было нужды, и без промедления вошла в комнату, где утром приняла клятвы. Аромат вина и жареного мяса коснулся ее ноздрей, и она склонила голову и опустилась на колени, едва увидела всех своих господ в сборе.

— Встань, акрай, омой руки и чаше и присоединись к нам, — сказал господин Тэррик.

Она послушно сделала, как он велел.

Мужчины расселись на своих местах вокруг низкого стола, уставленного яствами. Чаши для вина были полны, меха с вином стояли поодаль. Жареное мясо, лепешки, свежий сыр, фрукты — всего было вдоволь, и если бы Шербера уже не была сыта, она бы обязательно прельстилась тем, что видит. Чуть поодаль, у жаровни, которую сегодня не разжигали, лежали подушки и одеяла, а рядом с ними было стопкой сложено яркое платье. Женское, ведь мужчины не носили необычных цветов.

Господин Тэррик кивнул на простое деревянное ложе, оставленное специально для акрай, и она, омыв в тазу с ароматной водой руки, с некоторым трепетом на него опустилась.

Сайам обычно сразу же приказывал ей раздеться до нижнего платья, обнажив грудь. Если другие не вмешивались, иногда ей приходилось проводить раздетой целый вечер… краснея под взглядами других славных воинов, забредающих в палатку, чтобы повидаться с друзьями, но не смея даже прикрыть наготу руками. Сайам считал, что акрай — это такой же предмет обстановки, как и ложе, и стол, на котором стоят блюда. Другие ее спутники его поддерживали.

Попивая вино, мужчины заставляли Шерберу ходить по палатке, усаживаться к каждому из них на колени, кормить их с руки, утирать их рты и позволять жирным от мяса пальцам касаться ее тела и волос. Ей запрещалось открывать рот, если к ней не обращались, и смотреть кому-то из них в глаза. Запрещалось говорить о том, что ей больно, она голодна или устала. Запрещалось отворачиваться и показывать, что ей неприятно. Наказание следовало всегда и было жестоким.

Шербера помнила запах каждого из своих спутников, знала, как разглядеть в глазах ярость, прежде чем она начнет переливаться через край, умела плакать и смеяться, когда это было нужно. За две Жизни даже самая глупая собака Побережья могла бы обучиться приносить хозяину обувь. Шербера училась гораздо быстрее.

Мужчин, сидящих и разговаривающих с ней сейчас, она не знала, и это немного ее тревожило. Ей надлежит раздеться? Налить им вина? Разломить лепешки и разложить мясо?

— Расскажи нам что-нибудь, акрай, — сказал господин Номариам, чьи волосы и глаза казались одного цвета с