Шрифт:
Интервал:
Закладка:
10.
Утром Иван взял лошадь Семёнова, который был в Москве, и отвез Софью к тетке за город, сказав ей, что нечего сидеть в доме в такую погоду, а у него дела. Пообещал, как закончит, сразу забрать её домой. После этого урядник отправился на лесопилку, где ему выпилили и скрепили три доски. С трудом пристроив конструкцию на лошади, Трегубов отвёз её к полиции. Длины досок хватило, чтобы перекрыть растоптанный участок между дверью и дорогой. После этого довольный собой Иван поехал к Столбову.
Пристав жил достаточно далеко от центра, в опрятной одноэтажной избе на берегу Упы, реки, пересекающей город и впадающей в Оку. Столбов встретил его у изгороди, очевидно, заметив в окно. На приставе были форменные брюки и сапоги, а сверху простая белая рубаха.
– Давай, Иван, слезай со своего коня. Мы же можем на ты?
– Конечно, Илья Петрович.
– Проходи, проходи, вон моя дверь. Я снимаю пол избы с отдельным
входом у Марьи Ивановны. Она – вдова, семья сгорела несколько лет назад во время пожара, она одна уцелела. Ты её сейчас увидишь. Готовит нам обед, сам то я не мастер в этом деле.
Они прошли в опрятную горницу. На столе – белая вышитая скатерть, на окнах – такие же занавески. У печи суетилась женщина лет тридцати пяти или сорока. Трегубов понял, почему пристав предупредил его о пожаре. Хозяйку можно было бы назвать миловидной или даже красивой, если бы не большой след от ожога на левой щеке. Руки тоже были все в рубцах.
– Добрый день! – приветствовала она Трегубова. – Вот Вы какой, Иван Иванович! Интересно посмотреть на Вас.
– Здравствуйте, Мария Ивановна. Почему это так интересно?
– Да, Илья то, как сыч, всё один и один, никого к себе не зовёт и не приглашает. Вот я и удивилась.
– Мы по работе, – смутился Иван.
– Понятное дело, – Мария Ивановна разлила щи по тарелкам. – Сейчас картошку выну и уйду, а вы тут секретничайте.
– Маша, ну какие от тебя секреты! Просто времени на работе не хватает.
– Что это за работа такая, скажите на милость? – сказала Мария Ивановна скорее для себя, чем для Ивана. – Садитесь давайте, готово уже, а я пошла к себе.
– Спасибо, большое, Машенька! Иван, давай пристраивайся на любое место. Будешь для аппетита? – Столбов достал графинчик с водкой.
Марья Ивановна взяла какую-то посуду в кулек, кинула взгляд на Илью Петровича и вышла из избы. «Интересно, какие у них отношения, – подумал Трегубов, – оба вдовцы», а вслух сказал:
– Нет, спасибо, Илья Петрович, мне ещё сестру из гостей вечером забирать.
– Ну, как знаешь! Я же только для аппетита, – Столбов выпил рюмку и взялся за щи.
– А своего дома у Вас нет? – спросил Иван, беря ложку.
– Так я, Ваня, не местный, не тульский, хотя очень полюбил этот город за эти годы. Такая история, такие люди – Демидовы, Бобринские… Сколько производства современного! Пряники эти… А какой центр города красивый, тульский Кремль! Это я не говорю, что электричество и водопровод строят.
– То есть, в душе Вы – туляк? – улыбнулся Трегубов.
– Безусловно, не по рождению, а по состоянию души. Но вот жильем некогда заниматься. Сначала я снимал комнату в центре. Потом захотелось природы и спокойствия. Встретил вот Марью Ивановну, и она мне предложила снять у неё пол избы. И мне хорошо: она готовит, стирает, и ей доход. Так что, я эту избу и считаю сейчас своим домом.
– Я тоже снимаю две комнаты, с сестрой. Буду копить на собственное жильё. Но с полицейским жалованьем это будет небыстро, конечно. Когда она подрастёт и выйдет замуж, станет попроще.
– Я говорил уже, сейчас такие времена наступают, что образованные люди в полиции будут быстро продвигаться по службе. Ты же видел, что у нас в основном полуграмотные, да и возрастные полицейские, людей не хватает, а нужно смену готовить. Не понимаю, почему у молодежи больше бомбисты в почёте, чем те, кто государству служат?
– Не знаю, Илья Петрович. Вы же видите, я то здесь, в полиции, – снова улыбнулся Иван. А если серьезно, думаю, разные причины. У кого-то это модно, кто-то хочет перемен в государстве: предыдущий Император, царствие ему небесное, многое начал, но завершить не успел. А кто-то просто идеалист, как мне кажется.
– Ну хорошо, хочется перемен – делай что-то! Почему террор? Ты правильно заметил, что всё меняется и многое к лучшему.
– Однако, мне мой товарищ по гимназии – он в Москве учится сейчас – говорит, что сворачивают сейчас полезные начинания в образовании.
– Уверен, что многое полезное останется, прогресс – его не остановить. Но есть опасения и у меня, как бы сейчас ко временам Николая жизнь не повернулась. Надеюсь, не дойдёт до этого. Но и ты пойми: взрывают, стреляют, Императора убили. Ну куда это годится? – горячился Илья Петрович. – Ты накладывай давай сам: курочка, капуста, вот картошка, теплая ещё под полотенцами.
– Я всё понимаю, Илья Петрович, только что толку от нашего понимания?
– Не скажи! Я считаю, от нас всё и зависит, от каждого на своём месте. Если каждый будет делать всё по совести, то и жизнь вокруг станет лучше.
– В деревнях ужас, что творится, – помрачнел Иван. – Да, некоторые адаптировались, даже есть зажиточные крестьяне, но некоторые – совсем нет, голодают. И они рассуждают так: мол, раньше при крепостном праве лучше было, спокойнее. Зачем нам эта свобода, если есть нечего?
– Ничего не происходит мгновенно, даст Бог, всё наладится, и эти тоже будут жить лучше. Но нужно время. Это только мечтатели с бомбами считают, что взорвали жандарма, подстрелили градоначальника, и наступило всем счастье. Это же какими безумцами нужно быть, скажи?
– А что, – осторожно спросил Иван, – у нас в городе тоже они завелись?
– Надеюсь, нет. Пара приезжих. Есть на них ориентировка, мелкие сошки. Ускользнули от Судейкина. Боюсь только, как бы только они тут свой кружок уже не открыли.
– Надеюсь, быстро их поймаем.
– Поймать то поймаем, но как бы они не учинили чего? – покачал головой Столбов. – А ну, наливай чай и пойдём на улицу. Погода то какая отличная! У меня на заднем дворе