– Нет, ни о чём таком не знаю. Шляпников, он, как и покойный Алексей Константинович, – человек старой формации. Всё новое для него трудно и неприемлемо.

– А что Вы думаете о матери Михаила Алексеевича? – внезапно спросил Столбов.

– Да ничего не думаю. Кажется, она давно умерла, сразу после рождения Михаила, я тогда здесь ещё не работал. Людмилу Павловну спросите о ней.

– Спросим, а сейчас откланяемся, пора ехать.

Пристав и урядник после завода решили сразу навестить Шляпниковых, поскольку их имение было недалеко, чтобы два раза не ездить сюда из Тулы. Они надеялись, что застанут семейство дома.

– Что думаете о директоре, молодой человек? – спросил пристав.

– Мне он показался достойным человеком, только картёжник, конечно.

– Думаете, он не мог зарядить ружьё?

– Нет, слишком много случайностей. Кроме того, половину долга он отдал, оставалось пятьдесят рублей.

– Пятьдесят рублей, – усмехнулся Столбов, – большие деньги! Убивают и за меньшее. Тем не менее, мне тоже кажется, что это не он. Однако, пока он в списке, потому что пока единственный, кто имел мотив.

– Единственный, о ком мы знаем, что имел мотив, – заметил Трегубов.

– Хорошее уточнение, – согласился пристав. – А что думаете про новые обстоятельства о Людмиле Павловне?

– Они меня удивили, – ответил Иван.

– Признаться, меня тоже.

8.

Поместье Шляпникова правильно охарактеризовал директор сахарного завода, – слово «упадок» было наиболее подходящим. Это была ещё не разруха, а именно упадок во всём. Дом был больше, чем у Торотынских, но местами нуждался в покраске и мелком ремонте. Огромный сад нельзя было назвать диким, но его не содержали в таком порядке, как это делал Степан Игнатьевич. Усадьба производила тягостное впечатление запустения.

Вместо слуг был конопатый мальчишка лет двенадцати. Он доложил господам, которые были дома, о приезде полицейских.

Гостиная полностью соответствовала внешнему облику дома. Те же проблемы бросались в глаза. Обои местами отставали от стены. Когда-то дорогая обивка кресел в стиле последних французских королей была сильно потерта.

Тем не менее, это всё не касалось одежды встречавших их хозяев. Василий Иванович был одет в модный костюм в полоску и новые ботинки на шнуровке. Платье Светланы Ивановны тоже ещё не вышло из моды, правда, она куталась в шерстяную шаль. Несмотря на начало лета, в доме ощущалась сырость.

– Здравствуйте, Ваня. Представите своего спутника для нас? – спросил, доброжелательно улыбаясь, Шляпников.

– Илья Петрович Столбов, помощник исправника Тульской губернии, а это – Василий Иванович и Светлана Ивановна Шляпниковы, – представил всех друг другу Иван.

– Очень приятно познакомиться, – ответил Столбов, слегка наклонив голову.

– Нам тоже, – ответила Светлана Ивановна, – рассаживайтесь, господа, прошу. Может, чаю? Утром привезли свежие пряники с фабрики Гречихина. Вы же знаете, что он поставщик Императорского двора?

– Тогда непременно, – согласился Столбов, присаживаясь за стол.

Трегубов был тоже доволен, что сел за стол. Пряники он не любил, равно как и писать на коленях. Молча ждавший мальчишка исчез, чтобы принести через десять минут пряники, а затем и остальные приборы к чаю. Гости тем временем обсудили последние тульские новости и подобрались к сути визита полицейских чинов в имение.

– Что, господа, Вы бы хотели услышать? Наверняка у Вас есть вопросы?

– Расскажите про тот злополучный ужин, – попросил пристав.

Шляпников рассказал свою версию происходящего, которую Трегубов, несмотря на то, что сам был свидетелем инцидента, аккуратно записал. «Любое слово, может склонить решение суда в ту или другую сторону, но мы заранее не знаем какое, поэтому важно каждое», – говорил ему Илья Петрович.

– Что я думаю про взаимоотношения Мглевской с Медведевым и Торотынским? Такова современная молодежь. Извините, Иван, я не про Вас конкретно, – вещал Шляпников. – В наше время такого не было. Обручился, дал слово, женился. А сейчас что? То один жених, то другой, полная, позволю заметить, неразбериха. Вот и происходят отсюда все несчастья. Медведев думал, что он в правах, Торотынский – что он, а в результате что? Смертоубийство. Вот мы со Светланой Ивановной, например, обручились и венчались. И живем теперь душа в душу столько лет. А всё почему? Потому что о браке договорились наши родители, они тогда были уже в годах, стало быть, мудрее нас молодых. А сейчас что? Кто слушается родителей? Никто. Вот такая молодежь пошла.

– Но Медведева и Торотынского сложно в этом обвинять: у обоих родители умерли, – возразил Илья Петрович, откусывая пряник. – Однако, действительно, вкусно!

– Да, здесь соглашусь с Вами. И хотя жена Алексея Константиновича ещё жива, вреда бы от этой вертихвостки было бы больше, чем пользы.

– Не называй её так, – возразила Светлана Ивановна, – просто заблудшая душа.

– Ну-ну, добрая ты, Света, иногда через чур.

– А что, правда, мать Михаила жива? Куда же она делась? – ловко прикинулся озадаченным пристав.

– Сбежала с офицером в Москву, сразу после рождения Михаила. Как Вам такое? Вот времена и нравы!

– А не знаете, где её можно найти?

– Света, она же писала тебе? – Шляпников повернулся к жене.

– Да, писала, наверное, через несколько месяцев после отъезда. Писала, что всё с ней хорошо, чтобы я не волновалась. Мы с ней дружны были, семьями дружили всегда с Торотынскими.

– Адрес свой она Вам не дала? – наклонился над чашкой Столбов.

– Дала, но просила не говорить никому. Но тут такой случай – сын в тюрьме. Пойду поищу.

Когда Светлана Ивановна удалилась, пристав обратился к Шляпникову.

– Как же, Алексей Константинович не искал свою жену?

– А зачем ему её такую искать, скажите на милость? Итак позору было на весь уезд.

Вернулась Шляпникова. В руках хозяйки был пожелтевший от времени конверт.

– Вот, возьмите, там адрес.

– Спасибо, – поблагодарил Столбов, передавая письмо Трегубову. – Продолжая тему родителей: у капитана Медведева родители умерли, сестёр и братьев нет. Я знаю, что у него есть родственники, но досконально ещё этим не занимался. Не знаете, кто ему наследует?

– Ой, – всплеснула руками Шляпникова, – да тут все друг другу родственники: кто близкие, кто третий кисель на молоке.

– Да, все семьи в округе давно живут, – пояснил Василий Иванович. – Трудно найти кого-то совсем нового в этих местах. Так бывает, что и троюродные теперь женятся, куда деваться.

– А, кстати, – Светлана Ивановна перевела взгляд на Трегубова и взяла эффектную театральную паузу, а потом выдала, продолжая глядеть на Ивана, – а не Михаил ли Торотынский может наследовать? Они же тоже троюродные братья, Иван?

– Та – а – к, – Столбов медленно повернул голову в сторону Трегубова.

– Да, троюродные братья по материнской линии, – испуганно затараторил молодой урядник, – но, я, правда, не знаю, кто наследник Медведева. Родственников, действительно, много – все вокруг. Не