- редкость: ученый, который серьезно относится к гуманитарным наукам, признавая, что романы и философские труды - это тоже данные; гуманист, которому нравятся расчеты, восхищающие даже экономические аргументы; или обычный читатель, который с удовольствием терпеливо слушает доказательства и рассуждения, опровергающие большинство его собственных левых или правых представлений о том, что произошло в экономике в 1600 году до настоящего времени.

Вместе эти книги представляют собой один большой аргумент. Аргумент таков: Рынки и инновации, древние, но в последнее время ставшие дигнитивными и свободными, соответствуют этической жизни. Этическая и риторическая перемена в отношении к таким ранее бесчестным занятиям буржуазии, как нововведение фуллинга для шерсти или нововведение банка для выплаты монеты в Англии, произошла после 1300 г. в изолированных частях европейского юга (Флор-энс, Венеция, Барселона), как и во многих других разрозненных местах в мире, и во многие другие эпохи, и после 1400 г. или около того в других городах юга (например, в Лиссабоне) и городах Ганзы на севере, и после 1600 г. в более крупных кусках севера (Голландия), и после 1700 г. в Англии, Шотландии и британской Северной Америке, и после 1800 г. в южной Бельгии, Рейнской области, северной Франции, а затем и во всем мире. Такие слова, разговоры, рето-рики имели и продолжают иметь значение для экономики. Эти слова позволили после 1800 года значительно снизить уровень бедности и поднять дух.

Однако в конце XIX века художники и интеллектуалы - "клерикалы", как мы с Сэмюэлем Тейлором Кольриджем называем их, - выступили против либеральных инноваций. Измена клерикалов привела в двадцатом веке к патологиям национализма, социализма и национал-социализма, а в двадцать первом - к пиетету радикального экологизма, к унылому пессимизму профсоюзных левых и традиционных правых. Клерикалы давали "научное" обоснование таким взглядам, как научный ма-териализм, научный империализм, научный расизм, научный мальту-зианизм или, в последнее время, научная неоевгеника. Научные схемы вновь утвердили контроль элиты над вновь освобожденными бедняками. Возьмем, к примеру, "Красную книгу" Мао или "Майн кампф" Гитлера, которые извлекали из научных мечтаний левых или правых план антиколониального общества, управляемого партией. Или рассмотрим более вежливые версии управления элитами, например, как великий статистик Карл А. Пирсон в 1900 г. одобрял научный расизм в поддержку империализма: "Это ложный взгляд на человеческую солидарность, который сожалеет, что способное и стойкое племя белых людей должно выступать за замену темнокожего племени, которое может ... [не может] внести свою лепту в общий фонд человеческих знаний". В 1925 г. он выступил против миграции восточноевропейских евреев в Великобританию, мотивируя это тем, что "это чужеродное еврейское население несколько уступает в физическом и умственном отношении коренному населению", например, в "чистоте одежды". Или вспомним великого американского юриста Оливера Уэнделла Холмса-младшего, который в 1895 г. в социал-дарвинистском стиле с усмешкой заявил, что "начиная с обществ по предотвращению жестокого обращения с животными и кончая социализмом, мы выражаем... как тяжело быть раненым в битве за жизнь, как ужасно, как несправедливо, что кто-то должен потерпеть неудачу". В 1927 г. он одобрил принудительную стерилизацию на основании научного утилитаризма и евгеники: "Для всего мира будет лучше, если вместо того, чтобы ждать казни вырождающихся потомков за преступления или позволять им голодать из-за их неумения, общество сможет предотвратить продолжение рода тех, кто явно не годится для этого. Принцип, лежащий в основе обязательной вакцинации, достаточно широк и позволяет перерезать фаллопиевы трубы. Достаточно трех поколений имбецилов". К сожалению, это была не "нездоровая наука" или "псевдонаука", легко отделяемая методологическими правилами от настоящей. Это была обычная, передовая, общепризнанная наука, такая, как сейчас экология без экономического содержания, регулярно публикуемая в журнале Science. Наука - это чудо, но она не всегда тождественна мудрости. А малое познание - вещь опасная.

Антиинновационная, антирыночная и антилиберальная риторика клерикалов в годы после 1848 года, хотя и повторяется вплоть до вчерашнего дня, неверно понимает

научная история. Клерикалы утверждают, что каждый перелив в окружающей среде оправдывает мировой правительственный контроль. Научная экономика говорит, что это не так. Некоторые побочные эффекты лучше всего лечить на местном уровне или делать не меньше частной собственности, а больше. Клерикалы утверждают, что отсутствие контроля элиты за размножением людей приведет к вырождению расы. Научная генетика утверждает, что это не так. Человеческие способности развиваются за счет разнообразия, как это происходит в Африке. Церковники говорят, что инновации обедняют людей. Научная экономика говорит, что это не так, как не так в Гонконге. Они обогащают большинство из них. Клерикалы говорят, что государственное планирование или националистическая мобилизация лучше, чем добровольный коммерческий мир. Научная теория считает, что нет, как не было в СССР. Социализм и национализм регулярно нарушали благосостояние, обеспечиваемое буржуазной торговлей. Клерикалы утверждают, что современный городской мир отчужден. Научная социология отвечает, что буржуазная жизнь во Франции укрепила многочисленные, хотя и слабые связи, освободила людей от деревенской тирании, как это произошло в современной Испании или Греции. Клерикалы утверждают, что рынок и его экономические свободы политически опасны. Политология же утверждает, что, напротив, они придают простым людям достоинство, делают их мягкими и терпимыми, как это произошло в Нидерландах и Швеции, во всяком случае, по меркам альтернативных механизмов.

Настоящая книга - вторая, как я говорю, в серии из шести книг под названием "Буржуазная эпоха". Буржуазная эпоха" предлагает "апологию" современного мира - в греческом смысле защиты на суде, а также в теологическом смысле - наставление всем вам, мои самые любимые инаковерующие, ультраортодоксы или середняки. Мои любимые друзья из левых политических кругов объединились с моими также любимыми, но заблуждающимися друзьями из правых политических кругов, утверждая, что капитализм, как выразился Маркс в 1867 г., есть "только беспокойное стремление к наживе". Это абсолютное стремление к обогащению, эта страстная охота за стоимостью".6 Многие левые возмущены тем, что они считают плохими материальными результатами истории - хотя и неправильно понимают, поскольку стремление к обогащению, в конце концов, универсально, и материальные результаты его современного буржуазного воплощения на самом деле были поразительно хорошими для бедных, а не плохими. Многих правых, напротив, радует то же неверное понимание истории. Они вместе со своими оппонентами слева считают, что Маркс был прав, определяя современный мир как неугомонное стремление к наживе. Такая жадность, с ухмылкой утверждают они, "хороша" для гаражей на три машины и тайм-шеров на Барбадосе. Привыкайте к этому.

И на обоих политических флангах многие менее безжалостные персонажи выходят из строя. Их раздражает духовная пошлость, которую они обнаруживают в романе "Жадность". Они мрачно смотрят в будущее. Подобный пессимизм свойственен и некоторым