Во рту стояла горечь, кожа на руках горела огнем. Зоя с трудом приподнялась. Как ее угораздило уснуть одетой в чужой квартире? Она не сразу сообразила, что находится у Рената. Узнала его вещи, обстановку и вспомнила о Соне.

— Кажется, я вчера напилась… Кажется, здесь бродил какой-то кот… Кис-кис-кис!.. Кис-кис!..

Кот не отзывался и не показывался.

— Он мне померещился, — догадалась Зоя. — Спьяну!

Она не могла припомнить, когда узрела кота, до водки или после. Боль в руках заставила ее закатать рукава джемпера. Кожа была покрыта царапинами. Свежими, словно нанесенными минуту назад. Как она до сих пор не заметила этих следов?

— Ничего себе!.. Кто ж меня так?..

Ренат и Лариса погрузились в медитацию, уединившись по разные стороны поляны. Он справа, Лариса слева. Их разъединял дом, поэтому никто из них не мог видеть другого.

Лариса сидела на поваленном стволе дерева, твердила нужную мантру и усиленно представляла себе Мачо, дополняя его облик необходимыми деталями и наделяя чертами, которые ей нравились.

Получилось недурно. Этакий красивый, богатый, брутальный, но нежный в любви модник с накачанными мышцами и пистолетом в кармане. Не размазня, как Эдик, не нытик, не скряга, не тупица…

«Стоп, стоп! — спохватилась она. — Ботаны меня не привлекают. Я сама могу блеснуть интеллектом, а в мужчине более уместна уверенность, храбрость, умение постоять за себя и защитить любимую женщину. Еще галантность не помешает. Еще…»

«Что-то среднее между гусаром и плейбоем? — хихикнул Вернер. — Или между бандитом и бизнесменом?»

Лариса вздрогнула и открыла глаза. Вокруг шумел лес. Зелень была пронзительная, по-весеннему свежая, душистая. В чаще перекликались птицы, на поляне пестрели первоцветы. Никакого Вернера, разумеется, рядом не оказалось.

Лариса заново настроилась на процесс. Опять в том же порядке: сосредоточение, мантра, образ…

Ренат обосновался поближе к лесу. Для медитации он облюбовал массивный пень, который служил ему троном. Он вообразил себя повелителем неведомых космических сил, готовых исполнить его заветное желание.

Образ Сони не давался, ускользал. Попытки сосредоточиться срывались раз за разом. В лесу раздавался странный треск, прокатывалось какое-то дивное эхо. Ренат отвлекался, нервничал. Чтобы создать тульпу — ментальную форму человека, в данном случае женщины, — не хватало сноровки. Образ получался изменчивым, размытым, зыбким, как мираж в пустыне…

Мираж и есть обманчивый призрак, причуда воображения, нечто несуществующее в действительности. Граница между действительностью и воображением весьма условна… следовательно, ее можно стереть или… перейти.

Ренат очнулся и понял, что все испортил. Посторонние мысли нарушили его медитацию. Он занимается ловлей призрака внутри своей ментальности. Такая охота опасна. Гуру предупреждал о подстерегающих адепта неожиданностях, к которым нужно подготовиться и приспособиться.

Ренат невольно прислушался к тому, что происходит по ту сторону сторожки, у Ларисы. Как она справляется с поставленной задачей?

Чириканье птиц и ветерок, несущий запах мокрой земли, прошлогодней хвои и майского разнотравья, мешали ему погрузиться в транс. Улыбчивая и кокетливая Соня потешалась над ним. Она являлась, когда Ренат не задавался целью представить ее облик, и убегала, когда он намеревался ее поймать.

Он отдавал себе отчет, как все это выглядит. Не дай бог, его увидела бы Зоя или кто-нибудь из коллег! Вряд ли он смог бы оправдаться. Не дай бог им узнать, чем он тут занимается!

«Вы отвлеклись, мой друг, — прошипел Вернер. — Не рассеивайте свое внимание по пустякам…»

Ренат тряхнул головой, и голос наставника стих. Это тоже был мираж, порожденный воображением. Реальный и ментальный миры пересекались и накладывались друг на друга. Заблудиться между ними было слишком легко…

Соня заполнила пустоту в жизни Рената. Он находил в ней то, чего ему недоставало в любовницах, — искорку дьявольщины, которую Ева подхватила от Змея и без которой женщина не в силах крепко привязать к себе мужчину. Эта искорка вмещала в себя так много качеств, что Ренат затруднялся в перечислении.

Воображаемая Соня покорила его редкостной красотой, не похожей на красоту идолов глянца. Она была в корне иная, сладкая и ядовитая, как наркотик. Он жаждал сойти с ума, поклоняться ей, делать глупости ради нее… и даже совершить подвиг, если потребуется. Ее неувядающая юность бросала вызов времени, флюиды страсти били фонтаном. Это был вулкан, извергающий пламя. Ренат готов был сгореть в этом пламени.

Он переживал небывалый восторг в предвкушении любовной драмы, неистовой и безумной. Все самое изысканное, изощренное и порочное должно было сочетаться в Соне. Соединение несоединимого, гармония дисгармонии!

Соня овладевала его сознанием и настолько срослась с ним, что отделить ее от себя, четко обрисовать ее образ становилось все труднее. Невозможно описать огненный вихрь, невозможно удержать в сознании лукавую и коварную Соню. Она мелькает и вспыхивает, смеется и дразнит, увлекает за собой в никуда, в бесконечный лабиринт зеркал, отражаясь в них каждый раз по-разному…

Ренат измучился, пытаясь поймать неуловимое, ухватить звездный свет. Непостижимо, как он все-таки ухитрился создать тульпу Сони и поселить ее в своем уме. Она прижилась там, являясь на его зов. Стоило ему закончить медитацию, и Соня становилась волнующим воспоминанием. Однако мало-помалу это «воспоминание» взяло верх над монотонной действительностью, обусловленной скудным и примитивным бытом в лесной сторожке…

Теперь Ренат воспринимал Ларису помехой его общению с Соней и старался избегать ее. Она вела себя так же. Ее Мачо казался осязаемым и настолько близким, что начал проявлять ревность. Лариса погрузилась в блаженство, которого до сих пор не испытывала. Словно больной в лихорадочном бреду, она не замечала ни своей болезни, ни странного поведения Рената, ни бытовых тягот.

По утрам они пили чай и расходились по своим «пустыням». Медитация по методу Вернера скрадывала часы и минуты, которые летели с необъяснимой быстротой. Вечер наступал так скоро, что Лариса и ее спутник не успевали опомниться.

Они молча готовили ужин на скорую руку, утоляли голод и засыпали каждый на своем ложе. Лариса — на печной лежанке, а Ренат — на полу в спальнике. На разговоры не хватало ни сил, ни желания. Сновидения становились продолжением медитации. В снах Мачо и Соня были живыми людьми, которые изумляли Ларису и Рената своими поступками, эмоциями и словами.

На восьмой день этот изматывающий марафон спровоцировал у Ларисы нервный срыв. Она все утро рыдала, проклинала Вернера, Рената и собственную глупость.

— Мы идиоты! Понимаешь?.. Чем мы занимаемся?.. Придумываем сказки, которые никогда не сбудутся!.. Живем иллюзиями, словно психи!.. Вернер пичкает нас ложью, а мы ведемся!.. У нас высшее образование, а мы пошли на поводу у шарлатана! Доверчивые придурки!..