Упав, Лилия скорчилась от боли. Ульдиссиан, едва не споткнувшись, бросился к ней. Невидящий взор лежащей был устремлен в пустоту.

– Лилия!

Все страхи перед зловещим ненастьем и охранниками инквизитора рассеялись без следа. В эту минуту крестьянин забыл обо всем, кроме девушки, распростертой у его ног.

К невероятному его облегчению, аристократка моргнула, взгляд ее вновь сделался осмысленным, а выражение обращенного к Ульдиссиану лица заставило его покраснеть.

Пытаясь скрыть смущение, Ульдиссиан подал ей руку. Однако, попробовав встать, Лилия вдруг застонала, а ее правая нога подвернулась в щиколотке.

– Кажется… кажется, вывихнула, – с трудом проговорила она. – Не мог бы ты посмотреть?

Как ни хотелось бы отказаться, оставить ее страдать от боли Ульдиссиан не мог. Бормоча извинения, он сдвинул кверху край длинной юбки – ровно настолько, чтоб обнажить щиколотку, не более.

Щиколотка оказалась иссиня-черной и уже малость вспухшей. Стоило крестьянину легонько коснуться ее, Лилия снова ахнула.

– Тебе к лекарке нужно, – пробормотал он.

– Нет! В деревне тебя снова схватят! Этого я им не позволю!

Ульдиссиан сдвинул брови. На что она в конечном счете рассчитывает? Вот так, запросто, бежать отсюда прочь он не может. Здесь его дом. Семья их жила в Сераме многие поколения – возможно, с самого ее начала. Вдобавок, как же оставить здесь Мендельна? Ведь Мендельн наверняка поплатится, если его брата не смогут найти! А Ахилий, известный всем как лучший Ульдиссианов друг? А Серентия? Ее тоже вполне могут во все это впутать!

Но в то же время как тут вернешься? Конечно, инквизиторы рано или поздно уберутся восвояси, однако Тиберий непременно сочтет своим долгом арестовать Ульдиссиана, едва тот покажется на глаза. К тому же, по его душу еще вполне могут явиться мироблюстители из Церкви Трех, дабы учинить над убийцей суд и расправу…

Присев на корточки, Ульдиссиан напрочь забыл о ладони на щиколотке спутницы и крепко задумался. Что делать? Судьба Лилии волновала его не меньше собственной, а, если б не этот вывих, их положение сделалось бы немного легче…

– Ульдиссиан…

Поглощенный заботами, Ульдиссиан не откликнулся. Быть может, ее удастся отнести на ферму, а оттуда отправить на лошади в соседнее поселение? В одном из тех, что побольше, она получит необходимую помощь, а после отправится в путь. Таким образом, аристократка будет спасена.

А что до самого Ульдиссиана, это уж дело дру…

– Ульдиссиан!

Голоса Лилия не повышала, но на сей раз в нем явственно слышалась резкая нотка. Не сомневаясь, что их обнаружили, Ульдиссиан поспешил оглядеться, однако поблизости не оказалось ни души, не говоря уж об инквизиторах или страже.

– Ульдиссиан, – повторила она. – Я не о том. Щиколотка… боль унялась.

Обнадеживающие новости встревожили Ульдиссиана сильнее прежнего. Если Лилия не чувствует боли, значит, щиколотка онемела, а это ничего доброго не предвещает. Опасаясь того, что увидит, он отвел руку в сторону…

Но обнаружил, что нога Лилии выглядит целой и невредимой.

– Э-э…

Ульдиссиан во все глаза уставился на поврежденную ногу, не сомневаясь, что зрение шутит с ним шутки. Как же так? Щиколотка минуту назад заплыла жутким кровоподтеком… а теперь от него и следа не осталось!

Охваченный недоумением, он поднял взгляд, однако при виде выражения лица Лилии на сердце сделалось еще неуютнее. Ее глаза сияли восторгом, немыслимым восторгом, граничащим с… с благоговением?

– Ты отвернулся, – пролепетала аристократка, – но руку от щиколотки не убрал. Я видела, что ты ее не касаешься, но вдруг почувствовала удивительную теплоту, и боль просто… просто совершенно прошла…

– Так не бывает… этому наверняка есть разумное объяснение! Подобные вывихи не исцеляются сами собой.

– Это все ты.

Вначале Ульдиссиан не поверил собственным ушам, а убедившись, что не ослышался, изрядно опешил: неужто аристократке вправду могла прийти в голову такая нелепая мысль?

– Я же не маг и не ведун! – в ошеломлении возразил он. – Ясно, как день: ногу ты вовсе не вывихнула, и это единственно верный ответ!

Лилия покачала головой. Во взгляде ее появилось нечто новое – обожание… Казалось бы, это должно прийтись крестьянину по душе, но на деле только встревожило еще сильнее.

– Нет. Я помню, какую чувствовала боль. Помню волну тепла от твоей ладони… и твердо уверена: после этого боль исчезла, как не бывало.

Ульдиссиан отступил от аристократки на шаг.

– Но я ничего подобного не делал!

Светловолосая девушка поднялась и шагнула к нему. Двигалась Лилия без малейших намеков на хромоту.

– Если не ты, то кто же? Кто совершил такое чудо?

Последние слова вогнали Ульдиссиана в дрожь. Нет, нечего ее слушать, нечего!

– Не время шутки шутить.

С этим он поднял взгляд кверху. Небо вроде бы успокоилось – по крайней мере, поблизости. Со стороны же Серама все еще грохотало, над деревней сверкнула новая вспышка молнии.

– Гроза, – другого слова для странного ненастья Ульдиссиану в голову не пришло, – вроде бы застряла на месте. Хоть в этой малости нам повезло!

– По-моему, дело тут не в везении, – пробормотала аристократка.

– Так в чем же тог…

Крестьянин осекся, вмиг побледнел.

– Нет, Лилия… ты этим даже не шути…

– Ульдиссиан, разве ты сам не видишь? Как вовремя поднялся этот ветер! Сколь справедливо та молния поразила спесивого брата Микелия, готового обвинить тебя в злодеяниях, которых ты не совершал!..

– А теперь ты утверждаешь, будто я властен над силами, вправду погубившими человека! Об этом подумай, женщина!

В эту минуту Ульдиссиану впервые с тех пор, как они познакомились, захотелось оказаться от Лилии где-нибудь подальше. По-прежнему желанную, аристократку наверняка поразило какое-то слабоумие. Наверное, несчастья с семьею, наконец, взяли свое – иначе ее поведения не объяснить…

Да, но чем объяснить вывих, который Ульдиссиан видел собственными глазами? Человеком буйного воображения он себя никогда не считал, а если так, каким образом его разум ухитрился породить подобный бред?

– Нет! – зарычал крестьянин на себя самого.

Продолжая рассуждать в том же духе, он, чего доброго, вскоре поверит в несуразные предположения Лилии… а уж тогда ему лучше всего самому сдаться на милость инквизиторов или стражи, пока вправду не подверг риску чью-либо жизнь.

Нежные, теплые пальцы, коснувшиеся руки, заставили вспомнить о настоящем. От Лилии его отделяло не больше дюйма.