– Прости, прости, я нечаянно!

Серентия почувствовала, как щеки обдало жаром. Если она большую часть жизни бегала за Ульдиссианом, то Ахилий с давних пор бегал за нею самой. Конечно, это не могло ей не льстить – ведь он и лицом симпатичен, и уважением в деревне пользовался немалым, и обходился с ней так, как всякой девице хотелось бы. Здравый смысл подсказывал, что дочери торговца следовало бы принять его ухаживания без раздумий, однако Серентия, хоть и радовалась его обществу, с мечтой о завоевании сердца Ульдиссиана пока что расстаться была не готова.

Но все это, конечно же, до появления Лилии…

– Вообще-то я искал Мендельна, – в конце концов выдавил из себя Ахилий, тоже слегка покраснев. – Однако нежданной встрече с тобой очень рад!

Веселость охотника показалась Серентии не ко времени: ведь Ульдиссиан сидел под замком за дела, которых в жизни не мог совершить! Должно быть, Ахилий заметил ее раздражение, так как мигом забыл о любезностях и сделался предельно серьезен.

– Прости меня! Я никакого легкомыслия в виду не имел! Ты с Ульдиссианом шла повидаться?

– Да… но не захотела его беспокоить. К нему в гости еще кое-кто заглянул.

Охотник приподнял бровь.

– Вот как? А-а, прекрасная Лилия…

Услышав, что и Ахилий отзывается о ней в этаких выражениях, Серентия расстроилась пуще прежнего. Да, аристократка была настоящей красавицей, однако дочь Кира знала, что и она тоже может привлекать взоры мужчин… кроме того единственного, кого бы хотелось.

– Она только что ушла. По-моему, вернулась на постоялый двор.

Ахилий почесал подбородок.

– Интересно, как принял это Ульдиссиан. Он говорил, что ей лучше держаться от него в стороне, чтобы не ввязываться в это дело больше необходимого.

В сердце Серентии забрезжила надежда на то, что появление Лилии могло рассердить Ульдиссиана, однако сразу же после она заподозрила: нет, дело обернулось совсем иначе. Подобно большинству мужчин, Ульдиссиан наверняка простил Лилию, стоило ей поднять на него взгляд да улыбнуться.

И тут ей вспомнились слова Ахилия.

– Мендельна я не видела. Правду сказать, не видела уже два дня. Он хоть к брату-то заходил?

– Насколько я знаю, да, но давненько – три дня назад, – заметно встревожившись, отвечал лучник. – А приехав к ним на ферму, я обнаружил там, за работой, молодого Юстивио, второго из сыновей Марка уль-Амфеда. Он сказал, Мендельн заплатил ему за работу, но куда сам собирается, не объяснил.

Отчего Мендельн мог оставить хозяйство на того, кто куда больше смыслит в крестьянском труде, Серентия понимала, но почему он немедля после этого не приехал к брату и не остался в деревне, постичь не могла. В Ульдиссиане Мендельн души не чаял, а услышав последние вести о брате, все обвинения отрицал с таким пылом, какого в нем, юном тихоне-книжнике, никто и не подозревал.

– Тревожно мне за него, Серри, – продолжал Ахилий. – По-моему, без Ульдиссиана он жизни себе не мыслит… нет-нет, я вовсе не имею в виду, что Ульдиссиан может быть обвинен в этих жутких преступлениях! Нет, речь только о Мендельне. С тех пор, как мы… с того самого дня он здорово изменился.

Тут дочери Кира показалось, будто Ахилий говорит не об убийствах – о чем-то другом, но что могло бы с ними сравниться, она сказать не могла.

– Может быть, он у отца, – наконец предположила Серентия. – Домой я с утра не заглядывала.

– Возможно… но я все гадаю…

Взгляд охотника скользнул в сторону, как будто ему пришло на ум что-то еще.

– Ладно, – добавил он, помолчав и покачав головой. – Ты, Серри, ступай себе к Ульдиссиану, а Мендельна я наверняка вскоре отыщу. Ты только не…

Ахилий внезапно осекся, умолк и с тревогой уставился на что-то за спиной у девушки. Охваченная недобрыми предчувствиями, черноволосая дочь торговца оглянулась… и обнаружила, что в опасениях своих ничуть не ошиблась.

В деревню въезжал отряд верховых. Ехали они неспешно, уверенно, держась, будто полновластные хозяева всего, что только видно окрест. Ошибиться на их счет, с кем-либо спутать их было бы невозможно: сверкающие серебром одеяния и кирасы, пусть даже без золотого лучистого солнца в самом центре последних, могли принадлежать одним только инквизиторам Собора Света. Голову каждого венчал округлый, украшенный гребнем шлем – лишь всадник, ехавший во главе, прятал густую седую гриву волос под золотым капюшоном. Сверкающий плащ его, развевающийся за спиной, едва ли не ослеплял коня, шедшего следом. Лицо священнослужителя было выбрито дочиста, как и лица всех тех, кто состоял в подчинении у самого Пророка. Причиной тому являлись не просто личные предпочтения, но и особый, целенаправленный умысел. В конце концов, сам Пророк бороды не носил… и, если слухи не врали, с виду мог бы сойти за внука этого священника, хотя годами якобы был много старше.

Всадников в отряде насчитывалось не менее дюжины, и их количество не на шутку поразило обоих случайных свидетелей. Дорий не раз давал односельчанам понять, что ожидает от силы двоих, и положением куда ниже того, кто в эту минуту сошел с седла.

Мастер-инквизитор – Серентия знала: обладать меньшим рангом столь блистательная особа просто не может – оглядел Серам, словно бы сомневаясь, что целью его путешествия могло оказаться этакое захолустье. Заметив обоих, он немедля поманил их к себе. Прекрасно понимая, какую власть имеет этот человек над участью Ульдиссиана, Серентия тут же повиновалась, а лучник, держась на шаг позади, двинулся следом.

– Я – брат Микелий! – прогремел мастер-инквизитор, будто желая оповестить о том всех, проживающих на милю вокруг. – Значит, это и есть Серам, место свершения столь ужасающих дел?

– Да, о святейший, это и есть Серам, – смиренно отвечала Серентия, склонившись перед ним в реверансе.

Не в пример Ульдиссиану с Ахилием, она отчасти верила в учения и Собора, и Церкви Трех, только еще не решила, какое из вероисповеданий предпочесть. Церковь Трех ставила во главу угла могущество каждого человека в отдельности, тогда как Собор учил, будто к высшей цели Человечеству надлежит стремиться объединенными силами, сообща.

– Кто здесь за главного? Нас должны были встретить.

– Дорий, наш староста. Он…

– Неважно! – оборвал девушку брат Микелий. – Ты! – указал он на Ахилия. – Известно тебе, где покоится тело нашего многострадального брата?

Следуя примеру Серентии, охотник отвесил поклон.

– Сдается мне, я знаю, где он похоронен.

Мастер-инквизитор нахмурил брови.

– Прошло около недели, святейший, – разведя руками, пояснил Ахилий. – Пришлось оба тела предать земле, не то они могли… ну, сам понимаешь.

– Разумеется, сын мой, разумеется. Что ж, отведи нас к могиле.

– При всем к тебе уважении, святейший, проводить тебя к ней, скорее, приличествует мастеру Дорию, или же капитану Тиберию…