– А ты? – удивился Лю Синь, оглянувшись на генерала.

– Справлюсь, – не поворачивая головы, ответил тот.

– Я тоже справлюсь, – Лю Синь бросил ему бурдюк обратно.

Он и так чувствовал себя слабым звеном в этой компании, разительно отличаясь от своих спутников неспособностью к столь долгим, тяжелым броскам и лишениям. К тому же зная, что Гу Юшэн намеренно экономит в своей вражде с молчаливым мужчиной, Лю Синь не собирался обделять его еще и водой.

– Спасибо за заботу, но город уже близко.

– Не упрямься и пей!

– Не хочу!

Подскочив на ноги и перебрасывая друг другу бурдюк, они спорили до тех пор, пока при очередном броске мешок не был пойман их молчаливым спутником. Демонстративно открыв бурдюк, мужчина в два глотка осушил его, после чего бросил обратно в грудь Гу Юшэна. Все так же молча пройдя между ними, он направился к своей лошади.

Проводив его прищуренными глазами, Гу Юшэн и Лю Синь снова посмотрели друг на друга.

– Слушай, а кто он такой? – спросил юноша.

– Он никто, – сплюнул Гу Юшэн и направился к своему коню.

Было уже затемно, когда они наконец добрались до небольшого города.

Проехав через городские ворота со сторожевыми башнями, все четверо заметили стоящих наверху стражников, что несли караул. Лю Синь осмотрелся, но так и не смог ничего толком разглядеть в потемках, поскольку огни в городе уже не горели. Еще издали они слышали колотушку ночного стража, который оповещал жителей о часе Крысы[10]. Следуя за Гу Юшэном, путники прибыли к небольшому постоялому двору.

Спешившись и едва не рухнув наземь, Лю Синь вздохнул и тут же услышал торопливый топот.

– Ох! Гости! У нас гости! – взволнованно кричал маленький прислужник, низко раскланиваясь. Следом за ним с подворья выбежала пожилая пара, также низко кланяясь и сыпля приветствиями.

Гу Юшэн перебросился с ними парой слов, после чего хозяева тут же убежали в дом, а юнец, взяв лошадей за поводья, повел их в стойло.

– Проходите, проходите, – раскланивались хозяева, зазывая гостей внутрь.

– У нас так давно не было постояльцев! Мы рады приветствовать вас в нашем городе Лицзань, – старик растягивал рот в щербатой улыбке.

Лю Синь поклонился в ответ, благодаря пожилую пару, и краем глаза заметил, что Тан Цзэмин повторяет за ним. Оба их спутника молча прошли мимо, не обращая внимания на прислугу.

– Четыре комнаты до завтрашнего утра и три ужина, – кинув пару серебряных монет, сухо сказал Гу Юшэн и направился в обеденный зал.

– Будьте добры, три комнаты, – улыбнулся Лю Синь и прошел с Тан Цзэмином внутрь.

Их молчаливый спутник почти сразу покинул постоялый двор, растворившись в темноте улиц.

Юркий служка быстро заставил стол едой, и Лю Синь едва поборол желание разрыдаться от счастья. Тут были и рисовый отвар, и бамбуковые ростки в кляре, обжаренные в душистом кукурузном масле с пряным перцем и имбирем, придающим блюдам особый аромат, и небольшие кусочки овощей, запеченные на открытом огне и приправленные местной зеленью. Все, казалось, так и таяло во рту. А кисло-сладкие овощи не шли ни в какое сравнение с теми, что они привыкли есть в Цайцюнь. Впрочем, Тан Цзэмин к ним так и не притронулся, и неудивительно, ведь стол ломился от различных мясных закусок и блюд. Быстро уплетая горшочек пряно-острой свинины с семенами кунжута и говядину под кислым соусом, Тан Цзэмин поглядывал на овощи так, словно те были брошенной перед конем змеей.

Гу Юшэн, лениво развалившись на своем месте, жевал сушеное мясо и с ленцой прихлебывал вино, смакуя сладкий вкус.

– Господин, все три комнаты готовы, – сказала подошедшая хозяйка, низко поклонившись Лю Синю.

Кивнув, Лю Синь пояснил на вопросительный взгляд Гу Юшэна:

– Я обменял на три комнаты. Мне и Цзэмину не нужно много места, не стоит тратить деньги попусту. Я и так уже много тебе задолжал.

– Не заботься о деньгах. – Генерал похлопал по своему расшитому темно-алому мешочку цянькунь[11], висящему на поясе. Отпив вина, он добавил: – Нам нужно сменить лошадей. Завтра я обменяю наших на новых, а после выдвинемся в путь напрямик до самой границы.

Тан Цзэмин отпил чай и нахмурился:

– А что не так с нашими лошадьми?

– Они вымотаны. До Яотина еще несколько дней пути, и неизвестно, какая дорога нас ждет после границы.

– Я хочу оставить своего коня, – сказал Тан Цзэмин, подкладывая в миску Лю Синя нарезанные стружкой овощи со стеклянной лапшой.

– Что будешь делать, если зверь рухнет замертво посередине пути? Тут коню будет намного лучше, оставим его на постоялом дворе, – выдохнул Гу Юшэн и вновь отпил вина.

– Мой конь останется со мной, – не обращая внимания на сверливший его взгляд Гу Юшэна, Тан Цзэмин продолжил перебирать закуски. – Я уже дал ему имя.

Отпив ароматный белый чай, Лю Синь улыбнулся:

– Нам ведь некуда спешить, пойдем спокойным шагом. В любом случае путь станет легче, ведь после границы не будет ни серых песков, ни запустения, верно?

– Твою лошадь тоже? – устало вздохнул Гу Юшэн, поняв, что с этими двумя бесполезно спорить.

– Я уже привык к ней. Мне просто нужно новое седло, – кивнул Лю Синь. – На этом я себе всю задницу отбил, – тише добавил он в свою чашу.

Придя к согласию, все трое продолжили ужинать. Лю Синь и Тан Цзэмин продолжали подкладывать друг другу закуски, выбирая самые привлекательные кусочки, пока генерал не сводил взгляда с мальчика, словно пытаясь мысленно пресечь такое поведение. Но ему хватило лишь одного темного взгляда синих глаз, чтобы отвернуть голову.

Поднявшись после ужина на негнущихся ногах в их с Тан Цзэмином комнату, Лю Синь тут же рухнул на колени у постели и глубоко вздохнул: крепкое вино и последние ступени окончательно добили его.

– Я распорядился принести воду, – сказал Тан Цзэмин, зажигая огонь в масляных лампах.

Лю Синь слабо улыбнулся и покачал головой:

– Это я должен заботиться о тебе, а выходит так, что я взвалил эту ношу на своего подопечного.

– Все в порядке, я не устал. – Сев на кровать, Тан Цзэмин дотронулся до головы Лю Синя, развязывая ленту. – Тебе нужно отдохнуть.

– Нет, я… – голос Лю Синя ослаб.

После стольких дней пути с перерывами лишь на короткие привалы он и в самом деле был обессилен. Ноги гудели, голова шла кругом, и все время казалось, что комната качается в такт лошадиному шагу.

– Ложись. – Тан Цзэмин помог ему приподняться и забраться в постель.

Успев забрать у служки небольшой таз с водой и пару полотенец, он уже было подумал, что Лю Синь уснул, когда тот вдруг вскинул руку с вытянутым пальцем и пьяно воскликнул:

– Знаешь, что я ненавижу больше всего?..

– Что? – приподнял бровь Тан Цзэмин.

– Гребаные нефритовые подушки[12]. Запомни, парень…

Вторая бровь Тан Цзэмина медленно поползла вверх, когда Лю Синь проворчал еще что-то и окончательно уснул.

Плавая в темном мареве, Лю Синь слабо ощущал прикосновения мокрой тряпицы к своей шее и лицу, счищающей грязь.

Проснувшись на следующее утро, первым делом Лю Синь увидел спящего Тан Цзэмина. Лежа рядом, мальчишка размеренно дышал, во сне чуть хмуря брови, похожие на два меча. Потянувшись рукой к его волосам, Лю Синь вдруг замер: еще вчера пыльные ладони вдруг оказались чистыми. Прикоснувшись к своему лицу и шее, он не ощутил раздражающей грязной корки, что налипла с пыльных дорог. Тан Цзэмин тоже был чист.

– Какой заботливый маленький господин… – улыбнулся Лю Синь и пару раз осторожно ткнул его в щеку пальцем.

Посмотрев на него еще немного, Лю Синь принялся осторожно вставать, чтобы спуститься и заказать завтрак, как вдруг был схвачен за руку.

– Куда ты? – спросил Тан Цзэмин, внимательно смотря на него во все глаза, в которых не было ни капли сна.

– Я спущусь распорядиться насчет завтрака, так что можешь еще немного поспать, – похлопав его по руке, Лю Синь встал и оправил свои одежды.

– Я не устал, – ответил Тан Цзэмин, поднимаясь следом.

– Ну конечно, как и всегда, – улыбнувшись, Лю Синь пошел к выходу.

Спустившись, они увидели Гу Юшэна, который что-то яростно шипел неразговорчивому мужчине