— Дыши.

Чужие большие пальцы удивительно мягко погладили по щеке. И Шарлинта сдалась. Вдохнула. Воздух показался таким же горячим, как и его ладони. Грозовая синь потемнела, а потом почему-то погасла.

Сознание возвращалось медленно и неохотно. Сначала принцесса услышала, как где-то неподалеку журчит вода, потом шум ветра и потрескивание костра. Затем чье-то дыхание совсем рядом. Почувствовала прикосновение чьих-то губ к саднящим отметкам от ногтей на ладонях. Легкую щекотку от горячего воздуха на коже. Лишь тогда открыла глаза.

Она лежала на земле на расстеленном плаще. Вместо подушки под головой — ноги Трейвента. Вспомнилось все сразу — вырывающаяся магия, голос Равенеля, потемневшая синь его глаз.

— Никто не пострадал? — спросила шепотом и удивилась, что этот хриплый каркающий голос — ее собственный.

— Нет, маленькая, не переживай, — ответил амаинт.

Его дыхание все еще щекотало кожу ладони, хотя следы от ногтей уже исчезли. Шарлинта приподнялась и огляделась. Они с Трейвентом остались у костра одни.

— Еще есть время, полежи, — улыбнулся ей мужчина.

Правильно улыбнулся. Как утром. Не только губами, но и глазами.

— Мне бы попить.

Кружка с почти остывшим отваром стояла рядом с амаинтом. Шарлинта даже не удивилась. Трейвент помог ей сесть и поднес питье к губам девушки.

— Я сама.

Принцесса забрала кружку и жадно отпила. Руки не дрожали, в глазах не темнело, злость испарилась, хотя принцесса все равно помнила каждое слово и свои вопросы, оставшиеся без ответа.

— А где остальные? — спросила уже почти нормальным голосом, чтобы заполнить паузу. — Младший получает выволочку?

Трейвент улыбнулся и кивнул.

— Вы все виноваты, — медленно, подбирая каждое слово, произнесла принцесса. — Вы все умалчиваете самое главное, а я отсутствие ответов подменяю своими фантазиями и страхами. Это ваш общий выбор. Икрей просто не умеет пока умалчивать так же сдержанно, как ты или Равенель.

Девушка немного помолчала, допила отвар и отставила кружку. Опираясь на руку Трейвента, встала на ноги и сделала несколько шагов, проверяя свою способность двигаться. Лагерь уже сворачивали.

— А мальчика навестить не успеем? — решила сменить тему Шарлинта.

— Вечером, скорее всего, — ответил Трейвент, туша их костер. — Равенель еще не принял решение. Через пять часов пути есть большое поселение. Ночевать сегодня будем в таверне. Не дворец, конечно, но все же не шатер.

Шарлинта подняла с земли плащ амаинта, хорошенько встряхнула его.

— Ты поедешь и дальше со мной на одной лошади? — спросил амаир, забирая из рук принцессы плащ.

— Нет, Трей, — не задумываясь, отказалась Шарлинта. — Я поеду одна. И еще. Я бы не хотела слышать от Икрея очередное извинение. И вообще предпочла бы не слышать вашего младшего, хотя бы до вечера. Если можно.

Наверное, впервые за эти два странных дня Шарлинта получила именно то, что хотела. Девушку, наконец, действительно оставили в покое. Только теперь ей было трудно определиться, хотелось ли этого на самом деле.

Амаинты по-прежнему кольцом окружали принцессу. Только Икрей и Равенель поменялись местами, и теперь Лин созерцала перед собой напряженную спину младшенького. И почему-то в очередной раз решила, что причина этого напряжения как раз в ней. И даже странное чувство вины по этому поводу испытала. Иррациональное абсолютно, но достаточно глубокое, чтобы захотеть что-то исправить. Знать бы еще что именно.

Равенель и Трейвент молчали. Видимо, пожелание о тишине со стороны Икрея они приняли и на свой счет тоже. Или же боялись снова разволновать ее. Лин хотелось расспросить старшего амаира о том, что с ней случалось днем. Почему-то она не сомневалась, что так своевременно потеряла сознание не совсем сама. Но начинать разговор первой принцесса не решилась.

После срыва во время стоянки хотелось спать, но Шарлинта не позволяла себе даже на секунду прикрыть глаза. Оказаться снова в одном седле с кем-то из женихов она была не готова. Поэтому принцесса усилием воли заставляла себя держать спину прямо, вглядываться в окрестности, мысленно перебирая название встречающихся растений и птиц. Когда окружающая природа стала сливаться в одно цветное пятно, девушка позволила себе открыто изучать лица Равенеля и Трейвента. И даже получать от этого созерцания удовольствие. Стоило только признаться самой себе, что полюбоваться есть чем. Оба хороши. Похожие, но такие разные одновременно. Шарлинта сделала себе мысленную пометку, что при случае нужно спросить, на кого они все-таки похожи и, вообще, узнать что-то про их семью.

Когда и от этого занятия начали закрываться глаза, Лин стала совсем тихонько мурлыкать себе под нос незамысловатые песенки — детские, народные, те, которые смогла вспомнить. Пела, не обращая внимания на переглядывания и улыбки мужчин, до тех пор, пока голос не начал садиться и сипеть. Потом отыскала в сумке яблоко, и медленно смакуя каждый кусочек, долго грызла его.

Когда, наконец, показалось поселение, Шарлинта уже держалась в седле буквально на одном упрямстве. Голова была ужасно тяжелой, виски сжимало от тянущей боли. Наверняка Трейвент чувствовал в каком она состоянии, но озвучивать его вслух и навязывать свою помощь не стал. Может поэтому, Лин даже мысленно не возмутилась тому, что он решил снять ее с льорха. Наоборот, принцесса позволила себя поддерживать и после того, как Трейвент поставил ее на землю.

Таверна располагалась прямо на въезде в поселение. Это было большое двухэтажное деревянное здание, выстроенное в форме подковы. На вывеске, разукрашенной узорами красных листьев, было написано то же самое, что и на деревянной табличке при въезде в поселение — «Багряная падина».

На этом достоинства таверны заканчивались. В обеденном зале пахло кислым вином, квашеной капустой и немытым человеческим телом. Две дородные деревенские девицы, сновавшие с кружками и подносами, были обряжены в когда-то белые, а теперь посеревшие, украшенные различными пятнами, давно не стираные передники.

Пока Икрей и Равенель решали вопросы о комнатах с бородатым мужичком за стойкой, Шарлинта позволила себе сесть на скамью недалеко от входа в таверну. Принцесса чуть вздрогнула, когда горячие пальцы коснулись ее висков, легко массируя и приглушая боль.

— Нужно было раньше попросить меня, не мучилась бы несколько часов, — тихо шепнул Трейвент, касаясь губами ее виска.

— Ты не можешь всю жизнь спасать меня от головной боли, — легко возразила девушка, опираясь на мужчину, как на спинку кресла.

— Как раз я планировал спасать всю жизнь, — со странной горечью ответил амаинт.

Принцесса обернулась, пытаясь увидеть его лицо.

— Вся жизнь — у тебя это так печально звучит, — грустно улыбнулась Лин. — Видимо, слишком долго.