Для многих воинов, особенно для тех, кто прибыл с Митро, Ратибор был грозным противником, одолеть которого в честном бою было практически нереально. А тут, на их глазах, я расправился с ним, словно с мальчишкой. Это не могло не вызвать уважения.

Я же, хоть и польщенный таким вниманием, старался не подавать виду. Рано расслабляться. Это всего лишь одна маленькая победа. Впереди еще много испытаний.

Все же не зря я целую тысячу очков влияния потратил на эти навыки. А что буде, если я приобрету навык «владение топором»? Это же просто невероятно!

Внезапно шум одобрительных возгласов сменился тревожными криками:

— Смотрите! Ворота Совиного!

Все, как по команде, уставились в сторону вражеского поселения. Тяжелые створки ворот Совиного медленно приоткрывались, выпуская наружу небольшой отряд.

Внутри меня мелькнула шальная мысль: рвануть вперед, пока ворота не закрылись, и, пользуясь замешательством, ворваться внутрь на плечах выходящего отряда. Шанс был ничтожно мал, но он был.

Однако, усилием воли, я подавил этот порыв.

— Не время, — прошептал я себе. — Слишком безрассудно. Слишком опасно.

Отряд, тем временем, приблизился. Стало ясно, что это не глупая атака, а парламентеры. Впереди, с белым флагом в руке, шел смутно знакомый мужичок. Прохор, староста Совиного.

Даже так? Неужели сам пожаловал?

А с ним еще и Громила топает.

Интересно, а где же Душан с Ярополком? Неужели тоже в Совином? Или струсили и сбежали куда подальше, бросив Прохора на произвол судьбы?

Что задумали совинцы? Зачем явились? Хотят сдаться или тянут время?

Глава 6

Я подозрительно оглядел делегацию. Прохор, староста Совиного, стоял, переминаясь с ноги на ногу. Рядом с ним возвышался Громила, поигрывая увесистым топором. Как ни странно, вид у него был вполне себе миролюбивый. Будто и не было вчерашнего боя.

— Ну, здравствуй, Прохор, — хмыкнул я. — С чем пожаловал?

Добрыня, стоявший по правую руку от меня, смерил совинцев презрительным взглядом. Ратибор, стоявший чуть поодаль, что-то неразборчиво бормотал себе под нос, покачивая головой.

— Здравствуй, Антон, староста Березовский, — Прохор кивнул, но как-то неловко, будто через силу. — Пришли мы с миром.

— С миром? — переспросил я, приподняв бровь. — После того, как вы пытались сжечь Березовку дотла?

— Так то ж Душан заварил эту кашу, — зачастил Прохор. — Мы-то, совинские, не хотели. Нас заставили.

— Заставили, значит? — вклинился Добрыня. — А кто вас заставлял Тихомира подкупать, а, Прохор? Или ты и про это ничего не знаешь?

Прохор замялся. Громила хмыкнул, но промолчал.

— Ладно, — я решил не давить пока на Прохора. — Допустим, вас заставили. И что дальше? Чего вы хотите?

— Боярин Душан, — начал Прохор, — велел передать…

— Где он сам? — перебил я. — Почему не явился лично? Или смелости не хватает?

— Боярин занят, — уклончиво ответил Прохор. — Дела у него.

— Дела, значит? — я усмехнулся. — Ну, понятно. Ладно, продолжай. Что там велел передать боярин Душан?

— Велел он тебе, Антон, повиниться, — выпалил Прохор. — Признать свою вину и прийти к нему с челобитной. Просить прощения за то, что посмел супротив его воли пойти.

— Чего⁈ — Добрыня аж покраснел от гнева. — Да как он смеет!

— Это еще не все, — Прохор поднял руку, останавливая Добрыню. — Боярин Душан требует, чтобы ты выплатил ему сто гривен за то, что из-за тебя половина войска легла у стен Березовки.

— Ты часом не с дуба ли рухнул, — озабочено протянул я. — То ты говоришь, что тебя заставили против Березовки идти. При этом говоришь, что застаил тебя Душан. Так? А потом ты что-то рассказываешь про волю этого Душана. Тебя снова сейчас заставляют, Прохор? Так давай мы тебя освободим. И Совиное освободим от гнета этого Душана.

Прохор аж рот раскрыл от того, как я перевернул все это дело с ног на голову.

— Боярин хочет, боярин велит… — проворчал Ратибор, все еще не сводя глаз с Громилы. — А сам-то где? В кустах прячется?

— Значит так, Прохор, — я строго посмотрел на старосту Совиного. — Передай своему боярину Душану, что я не собираюсь ни перед кем виниться. Я действовал в интересах Березовки и защищал свой народ. А что касается компенсации, то пусть сначала Душан компенсирует нам сожженную мельницу и разрушенные дома.

— Но… — попытался возразить Прохор.

— Никаких «но», — громко сказал я. — Это мое последнее слово. И передай Душану, что если он хочет войны, то он ее получит.

Прохор, видимо, понял, что спорить бесполезно.

В это время голос подал верзила:

— Я хочу схватки! — прокричал Громила, его голос раскатился по полю. — Не в темноте, как амбарные мыши, а при свете дня! Здесь и сейчас!

Громила, широко расставив ноги и сжав топор, говорил таким тоном, будто решение было принято давно, а сейчас лишь требовалась формальность. Его брови сложились галочкой.

— Ты что, смеешься? — улыбнулся я, — мало вчера отхватил?

Прохор с улыбкой кивнул, будто поддерживая странную идею своего товарища. Неподалеку Ратибор оскалился, а Добрыня, напротив, печально вздохнул.

— Хорошо, — произнес я, не отводя взгляда от Громилы. — Если ты так этого хочешь, я не откажусь.

Я достал свой топор наблюдая за тем, как Громила с предвкушением крутит в руках свое оружие. Хорошо, что меч оставил, а то я им не очень хорошо пользуюсь, даже не пробовал его в бою. Вчерашний бой хоть и закончился моей победой, но сегодня все будет по-другому.

Ратибор, ухмылялся поглядывая на Громилу. Я сжимал рукоять боевого топора. Ощущение холодного металла в руке придало уверенности. Я вышел вперед, навстречу Громиле. Между нами осталось метров пять — расстояние, достаточное для первого удара.

— Готов отведать березовского железа, верзила? — крикнул я, чтобы мой голос был слышен и моим людям, и совинцам.

Громила расхохотался.

— Ты вчерашний бой забыл, что ли, щенок? Сейчас ты не с толпой дружинников, а один на один!

Вот дурак. Он выдал нашу схватку как бой его одного со всеми моими дружинниками. Подло, однако.

— Врать — не хорошо, — холодно ответил я.

Громила взревел и бросился на меня, занося топор для рубящего удара сверху вниз. Вчера этот прием сработал бы, но сегодня все иначе. Мой