Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты хотел пообщаться, и мы пообщались. Не так, как планировалось, но все же. Надеюсь, ты все для себя выяснил. И у тебя не осталось никаких ко мне вопросов, как и не осталось никаких иллюзий.
Он качнул головой:
— У меня еще масса вопросов.
— Я не сомневалась. Странно было бы слышать от тебя другое.
— Почему?
— Людям твоего сорта свойственно потребительское мышление. Ты вторгся на мою территорию. Нарушил мои границы. Ты что-то себе придумал, решил, и неважно, как это отразится на других.
— Это так ты намекаешь на ответную откровенность?
— Ты не производишь впечатление человека, жаждущего делиться чем-то личным с первой встречной женщиной.
— Хочешь, я расскажу тебе то, что ты вряд ли найдешь в СМИ?
Вера приподняла бровь. Она не смогла сдержать любопытства. Слишком уж велик был соблазн узнать об этом человеке нечто большее, чем сухие факты биографии.
Ее молчание Янис воспринял за согласие и начал:
— У нас с Даней была сестра. Она от второго мужа матери, у нас разные отцы и разные фамилии.
— Была? — уточнила Вера, сразу заметив, что говорит он в прошедшем времени.
Майер кивнул.
— Она погибла. Ее убили, — помедлил, — надругались... и убили.
Действительно, сказанное было таким личным, что у Веры холодок прошелся по коже. Стало не по себе, будто она вынудила его сказать это. Хотя о погибшей сестре Янис заговорил сам.
— Как ее звали? Сколько ей было лет?
— Вероника. Ей было восемнадцать. Самый опасный возраст. Когда девочки считают себя взрослыми. Они повзрослевшие физически, но еще не зрелые, чтобы различить настоящее зло.
— Да, я примерно понимаю, о чем ты. Сама была такая. Мы ведь правда не думаем, что с нами может случиться что-то плохое. Мы уверены, что мир любит нас так же, как родители, мама папа или бабушка... Очень все у вас в семье... трагично.
— Только не говори про проклятье или злой рок, — мрачно усмехнулся Майер. — Стечение обстоятельств. Не то место, не то время...
— А виновный... он наказан?
— Виновные. — Янис поднял на нее колкий взгляд, и Вера поняла, что не хочет слышать ответ. А он больше ничего и не добавил.
— Ты намеренно скрыл информацию о трагедии?
— Мы не хотели, чтобы пресса смаковала подробности ее смерти, и я сделал все, чтобы этого избежать. К тому же это оказалось не трудно. Мама была интересна СМИ, когда была женой криминального авторитета Эстонца. Как и с кем живет его вдова уже никого к тому времени не волновало.
— Это большое горе, Янис. Я тебе сочувствую.
— Самое страшное, — продолжил он, — знать самые страшные подробности. Потому что начинаешь сопоставлять время, задаваясь вопросом: а что в это время делал ты. Где был... буквально по минутам... чем занимался.
— Ты помнишь? — спросила она.
— Да. Я был занят обычными делами. Работал, ел, спал. У меня не было бессонницы или ощущения, что я должен быть в другом месте. Я ничего не почувствовал, Вера. Что она нуждалась во мне, что страдала, что хотела спастись... Я ничего не знал, пока мне не позвонил Даня. Он узнал первый.
— Прости, что мы коснулись этой темы.
— Не извиняйся. Странный сегодня вечер, да?
— Да, — задумчиво сказала Вера, улетев мыслями далеко. — Поминальная вечеринка, одним словом. Так ведь ты сказал... Страшно хоронить сестру. Но хоронить собственного ребенка — еще страшнее.
Янис вскинул на нее глаза в немом вопросе.
Вера кивнула:
— Да. Мы с Севой похоронили нашего ребенка. Хотя смерть родного человека не имеет срока давности. Ты не забываешь, оно не проходит, ты просто учишься с этим жить. — Она смотрела куда-то в точку на скатерти, пальцы правой руки теребили уголок льняной салфетки. Вторая рука лежала на столе неподвижно. Потом Вера вскинула глаза, и, наверное, впервые за время их общения, увидела Яниса по-настоящему растерянным. Он не знал, что сказать, и она остановила его, чтобы не вздумал выражать сочувствие.
— Не надо ничего говорить. Ты и сам знаешь, что сейчас в словах уже нет никакого смысла. Боже, что за разговор у нас с тобой. — Она попыталась улыбнуться, чтобы улыбкой отогнать мрачность момента.
— Поминальная вечеринка, что тут еще скажешь, — поддержал Янис усмешкой.
— Мне не нравятся эти разговоры. И мне не нравишься ты, — заявила Вера полушутливо, пытаясь вернуть их беседе другую тональность.
Янис засмеялся:
— Наверное, потому что со мной ты разговариваешь о том, что тебя волнует. Но ты предпочла бы молчать.
Он снова угадал. Она предпочла бы молчать. И не только об этом. Впервые за долгое время Вера подняла эту тему. С Севой они не могли это обсуждать — слишком тяжело.
— Это все алкоголь. Он привносит ложное чувство взаимопонимания. Скоро мы начнем думать, что нравимся друг другу и у нас есть много общего... — Тут у Веры зазвонил телефон, и она поспешила ответить на звонок.
— Вера, прости, — извиняющимся тоном проговорил муж. — Мне не стоило оставлять тебя одну. Я сейчас приеду. Уже еду.
— Я очень рада, — пылко сказала она.
— Правда?
— Да, приезжай быстрей. Я хотела остаться здесь на ночь, потому что не могу сесть за руль. Бабуля заставила меня выпить коньяк. Но теперь поеду домой. Ты скоро?
— Да, подъезжаю.
Когда Вера закончила разговор и положила телефон на стол, это была уже другая Вера. Снова бесстрастная, надменная, с холодком в зеленых глазах.
— Можно попросить тебя об одолжении? — спросила она, но в ее тоне не было просьбы.
— Что угодно.
— Забудь про все, что я сказала. Как будто этого разговора не было.
По губам Яниса пробежала тонкая ирония.
— Есть одна проблема. Я не твой муж и не могу делать что-то просто потому, что ты этого хочешь. Мне нужно чуть больше оснований.
— Иначе мы не сможем общаться.
— Как мне расценивать твои слова?
— Как хочешь. Ты ведь не заботился о том, как расценят твой поступок мои родные. Я теперь должна объяснить твое присутствие мужу. Или как расценит твой визит сюда одна из тех женщин, которые у тебя бывают...
— Вера, не будь я уверен в обратном, подумал бы, что эти слова тебя как-то задели. — Янис улыбнулся.
— С