у матери, и корма так же полезного для младенца, сколь ценно ему материнское молоко. И если вы пожелаете выкормить меня, о моя милая, желанная, возлюбленная матушка, я буду Вам таким же добрым сыном, как юные Аисты и Удоды — своим родительницам. Ведь то же время, которое Аисты тратят на уход за птенцами, употребляют Аистята, ухаживая за матерью, когда станут взрослыми, как и молодые Удоды. Ибо, оставаясь в старом оперении, птица-мать сама собой, как другие птахи, не линяет, но прилетают юные Удоды и своими клювами выщипывают прежние перья, а потом они заботятся о ней и кормят, пока не вырастут новые. И они тратят то же время, хлопоча и питая мать, что употребила она, когда их высиживала. Милая желанная матушка! Я с радостью стану Вам добрым сыном. Ибо если бы Вы захотели высидеть меня и вырастить, то есть удержать в Вашей любви, как уже объяснено выше, что откладывание яйца есть захват влюбленного, а насиживание — это когда его удерживают, так знайте: все, чем истинный влюбленный мог бы доказать свое чувство, сделал бы для Вас я.

Но если Вы не цените мои заботы столь же высоко, сколь свои собственные, и если Вам кажется, что я не вознаградил бы Вас достаточно за любовь Вашу, отдав Вам мою, я отвечаю: не существует ничего такого, чего не уравняла бы любовь. Ведь в любви нет ни холма, ни долины. Любовь едина как море без волн. Поэтому Поэт из Пуату говорил:

Любовь невернее волны

И нету у нее цены.

И от Овидия дошло до нас:

Любовь и Власть

На общий трон не сядут.

А Поэт из Пуату, следуя в том Овидию, так высказался:

Гордыня с Любовью —

Им рядом не быть.

А еще некто со своей стороны сказал:

Я вовсе не могу подняться

Когда не спустится она,

имея в виду, что поскольку она выше, а он ниже, ей следует двигаться вниз, а ему вверх, чтобы стать заодно. Это равенство имеет причину:

Из Сан-Дени в Париж не ближе

Чем из Парижа в Сан-Дени же.

Итак, я говорю, что если б Вы хотели нашей взаимной любви, это была бы одна и та же любовь — моя к Вам и Ваша ко мне, и та и эта из того же источника. А потому Поэт из Пуату сказал:

Не равный Вам по положенью

В любви пожалуй равен Вам.

Почему и я говорю: поскольку все едино, я воздам Вам столько же, сколько получу от Вас. Ибо хотя сейчас я хуже Вашего, если б Вы меня любили, Ваше чувство вздымало бы меня все выше и выше, пока я не достиг бы Ваших мест и достоинств.

Оттого мне кажется, что я мог бы стать для Вас таким же достойным сыном, как Аисты и юные Удоды по отношению к своим матерям. Но сдается, что гордыни у Вас поболе, чем было бы мне в пользу, а она рядом с любовью существовать не способна. Вам следует ее сломать и отбросить, как делает Орел, когда его клюв вырастет до того, что клевать уже не может, — он этот свой нос ломает, а потом заново заостряет на самом твердом камне, какой только отыщет, — или не насладиться Вам радостью любви. Клюв Орла указывает на гордыню, которая любви препятствует. Он ломается, когда владетель сам себя уронит до того, что отопрет крепость, защищающую сущий в ней язык ради всеобщего признания и чести дарования.

Но некоторые отпирают ее неправильным способом. Они продолжают скрытничать, когда должны бы стать откровенными, а утешение находят в том, чтобы отыскать неважно кого, ему доверяя и вольно с ним болтая. И я говорю, что это значит ломать клюв неверным путем. Они подобны Кокодрилу. Ибо все существующие существа, которые едят правильно, двигают ради жевания нижней челюстью, верхнюю же держат неподвижно. Но обратным способом ест Кокодрил. У него недвижима нижняя челюсть, а верхней он жует. Так оно и с разговорами о любви. Ведь говоря о ней тому, кто ее непременно должен скрывать, двигают нижней челюстью. Кто же скроет любовь искусней, чем любовник? Никто, ибо так ему лучше. Но говоря о ней в этом мире еще кому-то, двигают челюстью верхней. Нижняя челюсть, поскольку она внизу, указывает на скрытое, а верхняя, будучи вверху, обозначает раскрываемое. И подобно Кокодрилу, питающемуся извращенным способом, когда он двигает верхнюю челюсть, держа нижнюю неподвижной, женщина, болтающая о своей любви с кем попало, только не с влюбленным, а от него все скрывающая, неверно ломает клюв.

Ведь лишь немногие разборчивы в различении доверенных лиц в своих разговорах. Мужчина может изображать из себя образец верности, при этом предательски кусаясь, а с другой стороны (и чаще!) тот, у кого нет намерения выдавать, не знает, как быть скромным, говоря о Вас с другими, ибо скромны и откровенны не были с ним Вы сами. Эти люди сходны с Драконом. Ведь Дракон не язвит кого попало, но отравляет легким прикосновением языка. Так и делают иные мужи. Они распространяют сведения о Вас столь же легко, сколь сами были осведомлены Вами.

Всякий, кто хотел бы уберечься от этого Дракона, должен вести себя как Слон. Ведь Слон по своей природе не боится никакой твари, кроме Дракона. Но с ним у Слона взаимная ненависть. А потому, когда у самки Слона подходит срок, она погружается для родов в воды Евфрата (это река в Великой Индии), ибо огненная природа Дракона не выносит влаги, если же Дракон нападет на Слоненка, то оближет его и отравит. И сам Слон тоже наблюдает у воды на берегу, опасаясь Дракона.

По-моему, те, кто так поступает, могут о Драконе не думать. Ведь рождение означает продолжение любви. И про Куропатку уже говорилось, что когда дама удерживает любовника, тот человек становится ее младенцем. Всякий, таким образом родивший в воде, не должен заботиться по поводу Дракона, ибо вода означает предвиденье, поскольку поверхность ее зеркальна. Почему и Голубка охотно сидит на поверхности вод — ведь когда налетает Ястреб, его тень на границе сверкающей влаги предупреждает мирную птицу, и у нее есть время, чтобы в безопасности скрыться. Вот поэтому я говорю, что