Дорога до Заверти выдалась гадкой из-за тяжёлых туч и сыпавшейся на голову непрерывной мороси. Только метёлке было хорошо. Она росла, крепла и обзавелась двумя длинными, уродливыми и торчащими в разные стороны веточками, которые хитро складывались во время пути, сливаясь со стволом причудливым узором. Зачем они ей Тиана понять не могла. Прутики тоже заимели обыкновение переплетаться в форму яблочка и оставаться так до нового привала. Тиана сделала из метёлки что-то вроде трости: и идти легче, и палку нести не надо. Тащила вещи в заплечном мешке и порой хотела выбросить его куда подальше, но прижимистость бабули передалась ей по наследству, потому своё скромное богатство она, сжав зубы и сдвинув брови, несла до города. Ведьмы не боятся трудностей!

Повсюду зеленела листва мокрая листва, чавкала земля под ногами, под плащ задувал наглый ветер. Нет ни крыши, под которой можно укрыться и костёр из отсыревших веток не развести. Тиана впервые за всю жизнь вкушала тяготы пешего путешествия и отчаянно скучала по ходунку. По бабуле.

Эх! Вспоминала Тиана тёплые брёвна дома, бабушку Кальму, её родные шершавые руки, и на душе становилось тяжко, так же сыро и дождливо, как в мире вокруг. Тоска и одиночество поселились в груди. И встретить чужой ходунок, нет никакой надежды. Она последняя в Поднебесной империи ведьма. Остальные одна за другой отправились в Сумеречье, спасаясь от преследования охотников на ведьм, коих развелось в последние годы немало.

Чёрная птица уносила жизни всё новых и новых людей, делая их одержимыми Тьмой. Изменяя, превращая в чудовищ. Все увидели в ведьмах источник своих бед и разожгли костры.

Утром Тиана наткнулась на одного перерождённого в лесу. Ужасно перетрусила. Бывший человек слепо двигался в её сторону, жадно принюхиваюсь. Дождь капал с его редких волос, с носа. Глаза, покрытые плёнкой катаракты, жутко таращились на неё.

— ПОДИ ПРОЧЬ, — властно и спокойно произнёс басом её раздвоившийся голос.

Она ощутила чужое космическое спокойствие — бескрайнее, чёрное и холодное. Вечное. Дыхание её расползалось по воздуху морозными клубами.

Перерождённый дёрнулся, как будто его ударили, тихо заскулил и упал в грязь.

Тиане стало его жалко. Чудовище внутри неё разделило чувство. Оно ласково погладило несчастного по почти лысой голове и одним нечеловечески быстрым движением свернуло ему шею.

Тиана глупо смотрела на умертвлённую тварь у своих ног. Руки ее дрожали. Ужас охватил её.

— Бабуля! Как же я без тебя? — закричала она в небо и добавила тихо. — Одна.

Дни превратились длинную серую муть, перемежавшуюся с холодной чернотой ночи. Когда сил не осталось совсем, а ноги передвигались лишь благодаря ведьмовскому упрямству, Тиана неожиданно вышла на широкий хорошо утоптанный животными и людьми тракт.

Идти по ровной каменистой дороге было куда легче.

Скоро её нагнал обоз. На железных прутьях над кузовком, из которого торчали мешки, была натянута пропитанная воском парусина. Она колыхалась из стороны в сторону, стряхивая капли воды.

— Добрый день, уважаемый! — окрикнула круглолицего и седобородого возницу Тиана. — Далеко ли до Заверти?

— К вечеру доеду. А пешком… Только к утру можно дойти, — старик подозрительно на неё покосился.

Обоз прогромыхал мимо неё. Тиана проводила его завистливым взглядом, но тут послышалось: «Тпр-р-ру — у!», — и он остановился.

Старик выглянул из-за полога.

— Эй! Девица! Садись, подвезу!

Тиана резво, насколько позволяли уставшие ноги, дошла до обоза и забралась внутрь. Села рядом с возничим. Через пару мгновений по пологу забарабанил, сменив морось, равнодушный ливень.

— Спасибо тебе, добрый человек! Пусть Антис благословит твой путь!

— Антис нынче отвернулся от нас. Но сердечная благодарность всяко в такую погоду греет, да и после темноты на дорогах опасно. На, хлебни-ка. Самогон моей хозяйки на всю Заверть славится, — старик протянул ей флягу.

Едкий запах ударил в нос. Тиана хотела отказаться от напитка, но дед так искренне гордился талантом жены, что она постыдилась отказываться. Сделала маленький глоток и закашлялась.

— Хорошая сивуха, — оценила она.

Напиток действительно оказался хорош. Мягкий, как снадобье, но обжигающий, как огонь, он медленно спустился в желудок, согрев его, будто тлеющие угольки, согревают печь.

Перед носом появился кусок хлеба с сыром.

— Закусывай. Уж больно вид у тебя заморённый. Развезёт без еды.

Она сделала ещё несколько глотков, между которыми съела весь хлеб. Волшебное тепло побежало по телу. Тиану стало клонить в сон. Ее спутник это заметил.

— Перебирайся на мешки. Я разбужу тебя, как доедем до Заверти.

Тиана осторожно легла на указанное место. От мешков воняло мышами, пылью и зерном. Свою кладь положила под голову, обняла метёлку и уснула под мерное пение дождя.

Кто-то осторожно тряс её за плечо.

— Бабуля, дай мне ещё поспать, — пробормотала она в ответ, плотнее закутываясь в одеяло.

Старик посмотрел на неё, прицениваясь, и видно, решил, что с этой овцы клочка шести не состричь и потому сказал:

— Так, мы уже в харчевне. Я тоже в ней остановлюсь сегодня. Ох и зарядил сегодня дождь! Будь он неладен!

Он соскочил с обоза и кинул поводья молодому парню. По лицу того можно было догадаться, что любопытство его одолевает. Он, не стесняясь, заглядывал под тент и рассматривал растрёпанную девушку.

Тиана поспешила слезть с мешков и пойти вслед за стариком.

И они вошли в мощеный камнем небольшой двор, окружённый с трёх сторон домом выстроенным буквой «П».

В густых сумерках да под проливным дождём она мало чего различила. Сбитая с толку и одичавшая за несколько дней одиночества в лесу, Тиана хвостиком плелась за малознакомым человеком. И не доверяла ему толком, а поделать с собой ничего не могла, так хотелось ей прижаться к кому-то, чтобы хоть на мгновение забыть про тяготы случившейся теперь жизни. Почувствовать защиту.

Харчевня, как ей и полагалось, была уставлена столами разного размера, стульями и лавками. Каменный пол чисто выметен. Стены тоже каменные, но намного светлее пола. В прорезях окон уютно висели белые занавеси. Судя по пятнам, о них иногда постояльцы вытирали руки.

Людей оказалось немного. Тиана не обратила на них внимания, прошла на кухню, прячась за спиной старика.

— Вернулся, наконец! Я уж думала, дотемна не успеешь! — огромного роста женщина нависла над ними. — А это что за мокрый цыплёнок?

— Это постоялица, — равнодушно бросил её муж и прошёл к столу. — Проголодался с дороги. Накрой на стол.

Тиана топталась в дверях, не зная, как ей быть: уйти или, может быть, остаться. Покосилась на окно, за которым бушевала стихия. Решила про себя добиться места в этом тихом и уютном заведении. Решительно поправила лямки мешка и нежно прижала к себе Метёлку. Жест по отношению к неказистой палке не остался без внимания.