Только в последний момент, на самом пороге, Джеймс сказал, что это лицемерие делать вид, что ничего не было. И что в прошлый раз с Розеттой я продержался целых десять лет.

– Насколько тебя хватит на этот раз, Александр? – спросил он с горечью в голосе.

Ответ ему не нужен был. Он прекрасно меня знал. Теперь и десяти лет будет мало, хотя бы потому что я больше не намерен впускать в свою жизнь ни Джеймса, ни женщин, которые будут знакомы с нами обоими. Это слишком больно. И слишком сложно днями и ночами жить дальше, как ни в чем не бывало.

Десять лет мне понадобилось, чтобы заново выстроить свою жизнь после того, как умерла Роза. А теперь я снова хожу по руинам. Так что на этот раз у меня нет никакого желания повторять этот порочный круг.

Знаю, что мои подчиненные возмущены дополнительными часами работы. Увы, я не могу объяснить им, что работа – все, что у меня осталось.

Я стал поистине несносным боссом.

Часто вижу отблеск раздражения в глазах Зака Пиллоу, который получает мои отказы раз за разом на спорные пункты контракта. Он слишком хорошо умеет держать лицо и никогда не позволит раздражению взять вверх над эмоциями.

Эмма так не умела. Я замечал, как она вскидывала брови или повторяла шепотом мои фразы, думая, что я ничего не вижу.

Работе над контрактом она отдавалась всем сердцем. Теперь я понимаю, что с каждым днем сам контракт волновал ее все меньше.

В той негативной характеристике, которую я отправил ее боссу, именно эту эмоциональную вовлеченность я добавил к негативным факторам, препятствовавшим осуществлению работы. Та характеристика стала единственным моментом, когда я позволил эмоциям одержать вверх над разумом. Иногда я перечитываю ее и удивляюсь, насколько сильной была боль, если она позволила мне все положительные качества Эммы в той характеристике превратить в отрицательные?

Эмма никогда не простит мне той бумаги. По крайней мере, я уж точно не могу простить себе этого. Как и Джеймс. Он больше не приезжал, ограничился звонком.

– Зачем ты сделал это, Александр? Ее уволили из-за этого.

Я рассчитывал, что это принесет облегчение. А осталось только отвращение к себе самому.

– Так иди и утешь ее, – отрезал я и положил трубку.

Больше он не звонил. Я представлял, как жизнерадостный Джеймс, который всегда слишком легко все прощал, звонил Эмме и после добивался того, чего мы оба так и не добились.

Какого черта мы творили в конференц-зале? Мы условились с Джеймсом, что лишь дадим ей понять, что приняли ее условия. Решили не тянуть, чтобы после конференции сразу же, как только будет возможно, уехать втроем.

Не вышло.

Эмма как наваждение. Крышу снесло обоим. А если бы кто-то обернулся? Невероятно, что никто ничего не видел. Из-за этого я иногда и сам перестаю верить в то, что это произошло на самом деле. Хочется позвонить Джеймсу и спросить, это ведь было? Это ведь произошло на самом деле? Вот почему сейчас так плохо?

С Розеттой все было проще. Это богохульство так говорить, но ее смерть поставила окончательную точку. Выхода действительно не было. Это был конец. Женщина была и вот ее не стало.

Я долго учился, как жить дальше. Без нее. И научился.

Теперь пытался повторить тоже самое и не мог, потому что знал – где-то там вне этих стен Эмма существует. Живет. Носит ноутбук в руках, пренебрегая защитой. И пьет сладкую бурду со сливками и, должно быть, тонной корицы. И уж точно она по-прежнему опаздывает, куда только можно.

А еще у нее на пальце, вероятно, до сих пор имеется то кольцо. Необъяснимая. Оглушающая новость. После которой в пламени ярости сгорели остальные эмоции.

Всеми силами я пытаюсь снова стать тем самым человеком, которым был когда-то, когда мисс Эмма Чамп впервые впорхнула на своих высоченных каблуках в мой офис, как всегда при этом опоздав на пять минут. Только, похоже, это тщетная попытка. Мне не быть прежним. Как бы я ни хотел добиться обратного, но эта женщина меня изменила. Показала, что вместо склепа, в который я превратил собственную душу, я еще могу чувствовать.

Так что же, я позволю ей сбежать?

А разве я не обрубил сам все возможности объясниться?

– Мистер Февер, – подает голос Зак Пиллоу, – несмотря на то, что прошлые пункты контракта были составлены безупречно, учитывая одновременно ваши с мистером Карвером интересы, я бы посоветовал вам кое-что изменить…

Я перестаю созерцать Центральный парк за окном и сосредотачиваю взгляд на молодом юристе.

– Что вы сказали?

Он тут же теряется, что-то мямлит, но у меня в ушах, грохочет только одна фраза: «Составлены безупречно, учитывая ваши с мистером Карвером интересы».

Даже на чертовой бумаге она старалась сделать так, чтобы права обоих были равны. Тот же Зак Пиллоу чуть что перетягивает канат то в одну, то в другую сторону, тщетно пытаясь найти равновесие.

Эмма была такой единственной. Возможно, в целом мире. Слишком громкое заявление? Но ведь это правда. Никто в целом мире не будет относиться к нам с Джеймсом настолько одинаково, как она одна это может. Посланная небесами, не иначе. Второй и последний шанс обрести счастье.

Немного странное счастье по меркам остального мира, но кому какое дело? Мы с Джеймсом были не разлей вода с тех пор, как мы были подростками. Разные, но дополняющие друг друга. Розетта это почувствовала, хотя поначалу, когда мы только начали ухаживать за ней, все равно была сбита с толку. Не сразу отказалась от вбитой обществом мысли, что необходимо отдать предпочтение кому-то одному.

Эмма смирилась и приняла эту мысль и не только не стеснялась, она сама высказала ее вслух. И отдалась этой страсти также целиком, как и мы.

– Мистер Февер?

– Прошу прощения, мистер Пиллоу, но мне нужно срочно связаться с мистером Карвером.

– Конечно-конечно… С КЕМ?! – юрист уронил челюсть, а глаза стали квадратными.

А ну да, представляю его шок. Сюрприз, мы можем договориться и сами.

– Вы не ослышались, а теперь выметайтесь из моего кабинета.

– То есть как тебя уволили?!

Мы стоим посреди свадебного салона. Улыбка на губах администратора постепенно меркнет.

Рука, в которой она держала счет, дрогнув, опустилась.

– Пожалуй, я вас оставлю, – выдавила женщина и ушла.

Мы провели в салоне больше часа, и все это время у Майка было прекрасное настроение. Он выбрал смокинг, а я скромное платье. Тем не менее, цена за наряды вышла внушительной. И когда пришло время внести задаток, Майк глазами указал на меня администратору.

Тогда я и сказала, что не смогу оплатить ни цента, поскольку меня уволили. А Майк заорал так, что зазвенели все эти проклятые зеркала в бесчисленном количестве расставленные по залу.