— И мы не поступим, как типичные туристки! — Голос Маринки эхом отражался от кафельных стен. В ванной легко можно было давать оперный концерт: такая акустика. — Мы не поплывем на гондоле! Никаких гондол! Вся эта романтическая чушь нам ни к чему!

— Конечно!

Ева высунулась из окна и сделала фотографию. Ее смартфон резко пиликнул. Оказалось, мама прислала три фотографии Григория, который валялся на веранде в самых живописных позах. К снимкам прилагался подробный отчет о том, как хорошо кот поел и сколько раз посетил туалет.

* * *

Со скоростью, выдававшей в них жителей Москвы, Ева и Маринка влетели в крошечный ресторанчик. Обеим понравилось, что столики представляли собой большие бочки, словно их только что скатили с какой-нибудь пиратской шхуны. К тому же написанное мелом меню на входе радовало знакомыми названиями.

Подруги устроились за бочкой и с хищным наслаждением наблюдали, как суровый хмурый повар крутит тесто, превращая колобок в тончайшую лепешку. Легкими элегантными движениями ладони он насыпал на тесто сыр.

— В жизни не видела ничего прекраснее.

Пицца отправилась в печь, в которой яростно плясало алое пламя.

Официант материализовался перед столиком и налил в бокалы красное тягучее вино.

— Ну, за начало нашего отдыха!

— Ура-ура!

Звякнуло стекло.

Ева и Маринка молчали. Ожидание было вознаграждено: когда Ева вонзила зубы в огненную, правильно хрустящую пиццу с тягучим сыром, она тихонечко застонала.

Потом были фетучини с белыми грибами и пармской ветчиной, утопающие в невероятном сливочном соусе. Пармезан нежно плавился, оливковое масло блестело золотом.

Нужны ли тут слова?

— Это вкусовой оргазм!

— О, да!

Подруги лениво потягивали вино.

— Но ты же понимаешь, что мы просто обязаны съесть десерт и выпить кофе?

— Конечно.

— Ох, Ева, как хорошо, что ты подумала о Венеции! Это как раз то, что мне было нужно.

Народу в ресторанчике прибавилось. Теперь повар работал еще быстрее. Белоснежные круги теста мелькали в воздухе, словно игнорируя законы гравитации.

— А знаешь, это так здорово — просто выбраться. Будем ходить и смотреть на картины, наслаждаться едой и архитектурой. Главное, никаких мужиков!

Маринка так строго посмотрела на Еву, словно подозревала, что та тайно провезла в чемодане мужика.

Еву удивил такой напор, а Маринка продолжила:

— Я недавно поняла, что он от нее никогда не уйдет.

— Кто?

Ева расслабилась и потеряла бдительность.

— Мой Максим. Конечно, он никакой не мой, а подлый женатый Максим. Вот скажи, как можно пять лет быть такой наивной и верить, что он разведется?

Ева слушала.

— Мой тебе совет: никогда не верь женатым. Все они будут петь, что жена плохая и вообще такая-сякая, его не понимает… и как только, так сразу… Но при этом возвращаться он будет к ней, ездить в отпуск — опять с ней. А потом… «дети не могут расти без отца» или «развод ее погубит, разобьет ей сердце, она не сможет оправиться». Понимаешь, за эти пять лет я загнала себя в какой-то ад. И все это вранье… Короче, я поставила ему ультиматум: либо я, либо она. Мы расстались, сердце разбито у меня… Зато он понял, что любит свою жену. Представляешь, он вспомнил, что давал ей клятву! И я перешла из разряда «самой любимой на свете» в разряд «ошибок»!

Маринка стукнула рукой по бочке, ее бокал жалобно звякнул.

В таких случаях не скажешь, «да ладно, все будет хорошо», поэтому Ева продолжила молчать, только подлила еще немного вина себе и Маринке. Но подруга обладала поистине железной волей и просто неистребимым оптимизмом.

— Кроме депрессии, общественного порицания, упущенного времени и потери самоуважения в этих отношениях были свои плюсы. Во-первых, нескучный безудержный секс… — Маринка улыбнулась, встряхнула головой и принялась загибать пальцы: — Две персональные выставки. Периоды отчаяния, что весьма продуктивно для творчества. Периоды небывалого подъема и восторга, что еще более продуктивно для творчества. Хотя я, знаешь ли, люблю пострадать, сконцентрироваться на этом чувстве душевного дискомфорта. Когда душу выворачивает, там можно найти много всего интересного. Но сейчас я чувствую, что мне необходимо одиночество, никаких отношений… То, что мне нужно, — это обрести себя. В конце концов, может же женщина быть полностью самодостаточной и независимой?

— За независимость и самодостаточность, которую мы обретем в солнечной Венеции! — Ева улыбнулась и подняла бокал.

— Да! Так и будет!

— Люблю этот город, Варфоломей! Вдохни поглубже! Воздух тут особенный. Чуешь? Остатки магии, отблески проклятий. Такие дела тут творились! Эх… сколько воспоминаний! М-м-м… Жаль, что сейчас нет карнавала. Нарядили бы тебя… Рога бы показал во всей красе, — Амадей хрюкнул от переполнявших его чувств. — И главное, никто бы ничего не заподозрил.

Варфоломей сидел на пуфике и примерял мокасины Tod’s из мягчайшей кожи.

— Ну как? — Амадей склонил голову набок. — Твои ноги уже ощутили райское блаженство? Готовы порхать, словно… хм… словно стая бабочек?

— М-м-м… — неопределенно ответил Варфоломей.

Он немного стеснялся своих ног. Да и сравнение ему совсем не понравилось. Где бабочки, а где чертовы ноги? Все-таки копыта выглядят солиднее. А пальцы — такие беззащитные! И шевелятся смешно. Да еще улыбчивые девушки-консультанты очень пристально смотрели на его стопы. Это черта смущало.

Варфоломей привык, что на него в Аду все таращатся, как на диковинку, и рассудил, что Земля в этом отношении ничем не лучше. Он не мог знать, что этим вечером Лучия, которая принесла ему черные мокасины, на привычный вопрос своей тетушки: «Как сегодня твой день?» — ответит: «О, тетя, сегодня я видела мужчину с самыми красивыми ногами. У него такие ровные пальцы! И ни единой мозоли, словно он никогда в своей жизни не носил башмаки».

— А мне пришлось походить в лаптях. Вот где была пытка-то, — доверительно сообщил Амадей. — И побегать в них пришлось. К обуви вообще молниеносно привыкаешь, когда за тобой гонится толпа с вилами и горящими факелами. Прямо вот любой дискомфорт снимается. Нет. Только не красные, — это уже было сказано девушкам, которые упорхнули в недра магазина за новыми коробками.

— Надо скорее определяться. Тебе еще бы фрак добыть. Оперу нужно слушать во фраке. Даже не спорь. Тут я старомоден, как говно мамонта. Одежда помогает настроиться на нужный лад… погружает в правильную атмосферу. И мы черти, а не варвары, чтобы слушать благородную музыку в джинсах!

* * *

Завтракать Ева с Маринкой спустились под бодрое «Бон джорно». Седовласого «льва» сменил белозубый парень. Форменный пиджак был расстегнут, галстук небрежно завязан, а густые волосы взъерошены, но вид в целом был шикарный. Вполне возможно, этот улыбчивый венецианец являлся прямым потомком самого Казановы. Он проводил «синьор» в гулкий сводчатый зал, где их ждал завтрак со свежими круассанами и итальянским кофе с нежной пенкой.