Ева и Варфоломей прогуливались по площади, продолжая мило беседовать. Черт оказался чуть впереди и, повинуясь чисто хулиганскому порыву, махнул хвостом.

Ева удивленно замолчала, а потом тряхнула головой, словно отгоняя увиденное.

— Что случилось? — невинно спросил Варфоломей.

— Показалось, — решительно отмахнулась Ева, потому что четко знала: у людей хвостов не бывает. — Тоже решили встретить рассвет на Сан Марко?

— Не то чтобы планировал. Скорее так сложилось.

А место и впрямь оказалось волшебным, потому что совершенно неожиданно друг для друга и для самих себя Ева и Варфоломей оказались за столиком в кафе.

Венеция просыпалась. Туристы начали свое бесконечное движение. Многие магазины были еще закрыты, но любители шопинга уже кружили рядом с витринами, высматривая скидки.

Варфоломей свободно расположился на стуле и закатал рукава рубашки. Ева посмотрела на руки Варфоломея. Широкие сильные предплечья были покрыты завитками белых волос.

Черту показалось забавным поговорить с человеком. Более того, он решил рассказать о себе правду. И на вопрос Евы о том, чем он занимается, ответил весьма подробно:

— В данный момент — ничем. Ищу, чем бы заняться. Я только переехал в Москву из Ада, а там работал с возражениями и недовольством населения, — рассказывал Варфоломей с убийственной серьезностью. — Переговоры разного рода, освобождение заложников, предотвращение вооруженных конфликтов — такая вот чертова работа. Но хуже всего были жалобы на новое дорожное лавовое покрытие.

— Ого! Разнообразные задачи.

— А недовольство возникает везде. Иногда даже на пустом месте, — поделился опытом Варфоломей.

— Хм-м… да, наверное… Думаю, это тяжело, такая ответственность. Изматывает. Так ты военный?

Переход на «ты» произошел сам собой.

— Нет. Если по-вашему, что-то среднее между дипломатом, специалистом по переговорам и клерком, который заполняет тонны бумаг. Сплошная бюрократия.

Варфоломей ненадолго замолчал, взгляд его затуманился, мысленно он перенесся на последние свои переговоры. Дорожное покрытие пылает негасимым пламенем. Магия хлещет повсюду. Запах гари и паленой шерсти. Пот заливает глаза, и Варфоломей выдергивает меч из тела древнего монстра. Переговоры закончены.

— Так что теперь хочу заняться чем-нибудь другим. Раз уж никто не говорит, что делать, — бодро закончил черт.

— И ты работал не в России? — уточнила Ева.

— Да, за границей. Можно даже сказать — за гранью, — улыбнулся Варфоломей.

Вообще, встреть Ева Варфоломея в Москве и расскажи он ей вот так о своей профессии, ничего хорошего из этого не вышло бы. Полудипломат, полупереговорщик — звучит почти невероятно, подозрительно похоже на выдумку. Она бы отнеслась к нему весьма настороженно, серьезно призадумалась, пустилась анализировать и непременно пришла бы к выводу, что он очень подозрительный тип. Да еще и безработный по факту. На женщин слова «попробовать что-то новое» или «найти себя», сказанные мужчиной старше восемнадцати лет, действуют как сигнал воздушной тревоги. И, как правило, вызывают такую же реакцию: убежать и спрятаться.

Но Ева была расслаблена, а еще чувствовалась в Варфоломее какая-то спокойная уверенность, внушающая доверие.

Имелось и другое объяснение, почему Ева ощущала себя совершенно свободно. Технически ее новый знакомый являлся соседом по подъезду, а Ева считала, что нельзя встретить свою судьбу… вот так просто. Все равно что найти «свой» салон красоты со «своим» стилистом рядом с домом. Нет, конечно, такие случаи бывают, но… скажем, они слишком редки.

Еще Варфоломей совершенно не вписывался в тип мужчины, с которыми Ева обычно встречалась. Она мысленно охарактеризовала его как «слишком брутальный». Так что была настроена лишь на приятный флирт и кофе.

— Сложно, наверное?

— Да нет, нормально, привыкаешь. Иногда даже интересно. Но думаю, раз приехал в Москву, считай, в новый мир, можно и поэкспериментировать. По большей мере переезд был вызван личными причинами.

Ева кивнула.

— А ты чем занимаешься? — поинтересовался Варфоломей.

— Я художник-иллюстратор.

Официант не торопился. Облокотившись на стойку, он отчаянно жестикулировал, беседуя с поваром.

Варфоломей привлек его внимание, попросив кофе.

— Ты говоришь на итальянском? — удивилась Ева.

Черт помолчал и пожал плечами:

— Наверное… как-то не задумывался.

— Как можно не задумываться?

— Не знаю. Я просто говорю, — ответил Варфоломей.

Он на чистейшем итальянском обратился к официанту, обстоятельно расспросив о погоде и меню.

Ева внимательно слушала мелодию незнакомых слов.

Когда озадаченный официант отошел, черт сделал очевидный вывод:

— Да, определенно, я говорю на итальянском.

— Я, конечно, не специалист, но звучало отлично, — сказала Ева. — Можешь, наверное, сделать карьеру переводчика.

— Хм… как вариант.

Варфоломей не придавал значения тому, что люди говорят на разных языках. Этот факт как-то ускользнул от его внимания, ведь сама природа заложила в чертях способность находить общий язык с любыми людьми. Понимать, говорить и даже читать для него было так же естественно, как дышать. А дыханию никто не придает значения. Конечно, до тех пор, пока с ним не возникает никаких затруднений.

* * *

— Мне пора, — сказала Ева, не двигаясь с места.

Они стояли на горбатом мостике, вокруг текли волны туристов. Еву толкнули, и она оказалась очень близко к Варфоломею. Второй раз за это утро. Их руки сами собой переплелись и сцепились в объятия. Но они этого не замечали.

— Было приятно познакомиться.

— Мне тоже, — совершенно искренне сказал Варфоломей.

Оба замолчали, продолжая удерживать друг друга, как двое утопающих в этом людском море.

Ей не хотелось уходить.

Ему было приятно рядом с ней.

Ева подумала о том, что, когда вернется, возможно, номер будет оккупирован и охвачен любовным огнем. И придется в одиночестве бродить по городу. На Маринку она уже не слишком рассчитывала. Интуиция просто кричала: придумай предлог! Вам не нужно расставаться! Не сейчас!

Пауза затягивалась. Нужно было принять решение и в конце концов отпустить друг друга.

— Голуби! — неожиданно вырвалось у Евы.

— Что? — не понял Варфоломей.

— Ты можешь помочь? — План родился спонтанно. — Если у тебя, конечно, есть время?

Варфоломей отчего-то обрадовался.

— Есть.