— Ну и артист! — продолжала восхищаться Снежана.

— Вообще-то режиссер, — доверительно сказала Вера.

— Ну, тогда все понятно…

Ведьмы отошли от клетки.

— Сто лет с тобой не виделись.

— Да все дела и дела. Ритм жизни стал совершенно безумным. Но ты как-нибудь заезжай в гости, — радушно пригласила Вера. — У нас с Амадейкой свой дом за городом. Звони.

— Ты все еще со своим чертом? Героиня, Верка, героиня. Я бы столько не выдержала.

Вера кивнула и понимающе улыбнулась.

— Как магазин? Дела хорошо идут?

— Трудно. Крупные сети теснят мелкие зоомагазинчики, так что держусь только чудом.

Снежана начертила в воздухе сложную колдовскую руну, которая вспыхнула на секунду зеленым пламенем, после чего погасла. Арсений в знак протеста перевернул кормушку и демонстративно закопался в опилки. Он внимательно следил за тем, как ведьмы расцеловались и Вера отбыла. Бывший режиссер скривил морду, когда она на прощание помахала ему рукой.

У Арсения началась новая жизнь. Крысой он оказался скандальной. Характер есть характер. Он прочно оккупировал клетку и рьяно охранял свою жилплощадь. К нему невозможно было никого подселить. Он дрался с другими крысами, как маленький склочный тигр. Откусывал хвосты и вырывал клочья меха.

В редкие минуты спокойствия Арсений вдохновенно строил планы побега. Минимум по три часа расшатывал прутья клетки. Из поилки он попытался соорудить катапульту, чтобы обстреливать доступными ему снарядами посетителей зоомагазина, однако Снежана пресекла инженерную мысль.

Но внимание льстило бывшему режиссеру. Около клетки Арсения останавливались многие. Он принимал эффектные позы и старался, чтобы свет выигрышно бликовал на блестящем меху. Как-то раз, увидев свое выступление на экране чужого мобильника, Арсений четко решил себя не запускать. Поскольку в крысином теле его особенно раздражало объемистое пузцо, он не ленился подтягиваться на прутьях и даже пробовал качать пресс.

Ведьма смотрела на его упражнения снисходительно. Иногда, чисто из женской вредности, она подбрасывала Арсению осколки печенья с капельками шоколада. Тот не мог устоять и наедался, после чего упражнялся с утроенной силой. Снежана смеялась.

Когда в режиссере улеглась ярость, он смог думать не только о себе и принялся приглядываться к другим обитателям зоомагазина, с удивлением отметив, что не все животные на самом деле животные. Во всяком случае не всегда были таковыми.

Особенно подозрительно выглядел большой попугай. Больно хорошо говорил, а его едкие замечания были всегда к месту. Иногда, когда в зале не было покупателей, они с ведьмой вели долгие беседы. Попугай, кстати, не продавался и пользовался всяческими свободами. Мог сам открывать клетку и выбираться на прогулку. Примечательно, что летать птица не умела.

Или кот… который ходил с царственной миной и холодно смотрел на всех. Тоже мутный какой-то зверь.

С хомяками по соседству Арсению все было ясно. Эти точно были животными. Он презирал их за лень и бессмысленность. Хомяки будили в нем низменные крысиные инстинкты: Арсению хотелось их сожрать.

У ящерицы в террариуме напротив был совершенно человеческий взгляд — сразу видно философа. А большая паучиха напоминала одну актрису, с которой Арсения связывали романтические отношения. Довольно продолжительные.

Снежана, добрейшая по своей натуре женщина, старалась пристроить режиссера, но он не желал сытой и уютной жизни домашнего любимца. Не давался в руки, кусался. И вот однажды его купили.

Это была милая семья. Они несколько дней ходили посмотреть на него, потом выдержали весьма сложное интервью. Ведьма хотела удостовериться, что Арсения ждет хорошая судьба. А у режиссера от гнева задрожали усы, когда выяснилось, что его хотят забрать туда, где уже живут крысы.

— Он с другими не ладит, — сообщила Снежана. — Знаете, характер не очень. Так что если он вам не подойдет, вы его обратно приносите. Я с удовольствием приму назад.

— Если уж мы берем крысу, то она у нас живет. Сенечка, — ласково протянула покупательница.

Арсения передернуло от такой фамильярности. Он осклабился и показал крупные желтые зубы.

— Сенечка. Мам, смотри, он, кажется, улыбается.

«Не забудем. Не простим», — подумал режиссер.

Арсений приехал в новый дом в большой просторной клетке. Его поселили в отдельной комнате, других крыс он даже не видел. Но принял решение ни в коем случае тут не приживаться. Лучше уж к ведьме.

Его оставили одного для адаптации. Крыс походил по клетке и тут понял, что может дотянуться до пиджака, висящего над ней. Долгие полтора часа Арсений тяжело трудился, мастеря из поилки и тарелочки для еды крюк-захват. Зато был вознагражден: пиджак упал на клетку. Потрогав лапкой ткань, режиссер возликовал: хорошая, итальянская. Он вонзил зубы и принялся грызть со страшной силой. Когда новая «хозяйка» вошла в комнату, Арсений сидел в клетке, накрытой пиджаком, и довольно сверкал глазами.

— Ой, бедненький, на тебя пиджак упал.

— Сама бедненькая, — пропищал Арсений, но его, естественно, не поняли.

Он с удовольствием наблюдал, как меняется лицо женщины, разглядевшей огромную дыру на спине некогда хорошей и дорогой вещи. Режиссер испытывал торжество. «Хозяйка» попробовала сунуть руку к нему в клетку, и Арсений не упустил момент. Он бросился вперед и с бульдожьей яростью вцепился в дорогой маникюр. Это была чистой воды импровизация.

Женщина вскрикнула и попыталась отодрать крысу от себя, но Арсений почувствовал вкус крови и разошелся не на шутку. Потом он все-таки упал на пол, бегал и выкрикивал непонятно откуда взявшиеся в голове лозунги:

— Свобода! Равенство! Братство! Свобода или смерть!

В общем, крыс пошел вразнос.

Стоит ли удивляться, что на следующий день его вернули в зоомагазин? Постановка удалась на славу. Арсений даже подумал, что недооценивал перформансы и театр.

Ведьма действительно приняла его обратно. Успокоила покупателей, а когда они ушли, сказала:

— Значит, разум у тебя человеческий.

Арсений пискнул, соглашаясь.

— Может, и спадет твое проклятие со временем, — добавила Снежана, повесив на клетку табличку: «Не продается».