Я хочу возразить, но не смею ее перебить.

– Не переходи нам дорогу, – улыбается она. – Мы не делаем ничего во зло. Лишь мы способны помочь нуждающимся – тем, кто боится когтей смерти.

– А как же другие? – срывается с моих губ. Слова обращаются облачком пара и мгновенно исчезают.

Становится холодно.

– Те, у кого мы забираем кровь? – Гвендолин удивленно смотрит на меня. Полный очарования взгляд заставляет меня замолчать, мысли снова покидают голову. – Они неважны. Дар крови – лишь для тех, кто способен сделать что-то для этого мира. Не все одинаково полезны. Другие станут платой за тех, кто действительно важен.

– Это неправильно, – возражаю я.

Ее тонкие пальцы больно впиваются в шею. Я морщусь, но, посмотрев в глаза вампирши, тут же расплываюсь в улыбке.

– Послушай, – скалится она, – я знаю, ты пришел издалека. Я пытаюсь договориться мирно, но поверь, могу сделать так, что назад ты не вернешься.

На секунду я почувствовал ясность в мыслях – уже непривычную, даже забытую. В глазах Гвендолин что-то переменилось, и она еще сильнее вцепилась мне в шею.

– Эта земля уже впитала твою кровь. Достаточно убить тебя здесь – и ты умрешь там, откуда пришел. Понимаешь?

Сопротивляться не было сил. Я с сожалением взглянул на меч, валявшийся на полу. Это не ускользнуло от внимания вампирши. Она покачала головой и разжала пальцы. Дышать стало легче.

– Вижу, ты настроен серьезно, – хмыкнула она. – И, конечно, ты собираешься завершить начатое.

Я отчетливо услышал стук собственного сердца. Гвендолин провела пальцем по моей шее и прошептала:

– Прости, я не позволю разрушить мои планы.

Ее дыхание было холодным. Она смотрела на меня немигающим взглядом. Я попытался отстраниться, но не смог сделать и шагу. Девушка коснулась моей груди – там, где стук был отчетливее. Я ощутил нарастающую боль, словно в сердце впились острые клыки. Внезапно Гвендолин с шипением отпрянула в сторону, ее хищная ухмылка сменилась гримасой боли. Сработал серебряный амулет, скрывающийся под рубашкой, понял я.

– Беги, глупец! – Крик охотника разорвал туманную пелену.

Резкий удар меча рассек воздух между мной и вампиршей.

Венок с неожиданным грохотом упал на деревянный пол. Обернувшись тенью, девушка метнулась к двери, но путь ей преградил Мелиар. Она скорчилась, словно от боли, и кинулась к окну, однако там уже стоял Восс, делая странные пассы обломками посоха. Гвендолин резко развернулась и стрелой бросилась на меня. Собравшись с силами, я щелкнул пальцами. Ослепительная вспышка озарила таверну. С ненавистью прокричав какое-то проклятие, обезумевшая тень влетела в пламя камина и скрылась в клубах дыма.

Лицо старого сказителя осталось невозмутимым.

– Опять аромат цветов… – хмыкнул старик, оттираясь от сажи.

– Она насмехается над нами! – с досадой бросив на пол меч, воскликнул охотник.

Тяжело дыша, он опустился на стул рядом со стражником. Тело часового безвольно рухнуло на стол. На мертвом лице застыла бессмысленная улыбка. Из шеи хлестала кровь, заливая столешницу.

– Все еще хуже, чем я думал, – пробормотал охотник. – Вампиру хватило наглости явиться сюда с посланием.

Я с удивлением смотрел на венок. Ветви обратились в металл, алые бутоны стали камнями. Передо мной лежала корона, покрытая, как и кубок, кровавыми пятнами.

– Корона Гарланда… – проронил охотник. – Значит, его уже обратили. И мой соглядатай мертв, – махнул он в сторону стражника. – Как ты мог ей поверить?! – Охотник в отчаянии смотрел то на меня, то на мой меч.

Я хотел возразить, но Мелиар поднес палец к губам и вкрадчиво произнес:

– Господин воин, думаю, мы поступим неправильно, если будем играть, раскрыв все карты. Раз уж вы собираетесь нарушить ход событий, то сделайте это как положено.

Я понимающе кивнул. Охотник словно не заметил нашего общения.

– Я отправляюсь в крепость. Ты со мной? – Он поднял меч и вопросительно посмотрел на меня. – Судя по твоему серебряному клинку, ты тоже охотник и знаешь, на что идешь. – Он внезапно замялся. – Но тут дело не из легких, и я пойму, если ты откажешься…

– Я иду с тобой, – ответил я.

На лице охотника промелькнула едва заметная улыбка. Он накинул капюшон и в ожидании замер у двери.

«Если бы ты только знал, Ренар, – с усмешкой подумал я, – что ради этого я и проделал весь этот путь…»

– Мы присоединимся к вам позже, господа, – с невинной улыбкой заверил Мелиар. Восс уверенно кивнул. – Думаю, сперва нам нужно здесь прибраться. Мы и так доставили слишком много хлопот госпоже Иофе.

Я огляделся. В таверне все еще царила ночь, но уже скоро она уступит место рассвету. Из посетителей остался только Нир; впрочем, я бы не смог назвать его гостем. Как ни в чем не бывало он играл нехитрую мелодию, изредка прерываясь, чтобы подбросить в огонь поленьев. Иофа задумчиво осматривала окружающий ее беспорядок. Сова исчезла с ее плеча, но женщина, казалось, этого не заметила. Не найдя что сказать, я лишь виновато ей кивнул и направился вслед за охотником.

– Славная получится история, – протянул Нир и повернулся к огню.

Охотник был обеспокоен. Он все время всматривался в потемневшие колосья, напряженно прислушивался, озираясь по сторонам. Ночь и мне уже не казалась безопасной. Было так тихо, что я слышал наши шаги, а стук сердца звучал в ушах ударами колокола. Ветра не было, воздух был душным. Ощущение нависшей угрозы становилось все сильнее. Я зачем-то принялся считать камни, валявшиеся в пыли. С большим удовольствием я бы пересчитывал звезды, но небо было темным и немым.

– В такие ночи лучше не спать, – отвлек меня эльф. Я помотал головой, пытаясь избавиться от внезапно навалившейся усталости. – Видишь, – указал он в сторону крепости, – гроза собирается. Когда темные дела переполняют чашу терпения, даже всепрощающее небо не выдерживает и дает волю чувствам. Говорят, слезы очищают, но даже им не избавить эту землю от зла. – Он вздохнул.

Лес все ближе, он готов принять нас в свои объятия – но захочет ли отпустить? Мы окружены высокими деревьями. Словно бдительная стража, следят они настороженно за каждым нашим шагом. Их суровый облик внушает уважение. Лишь редкое уханье совы нарушает молчание. Заросшая дорога ведет нас к одинокой крепости. Она выглядит мрачной – каменная громадина на откосе, в которой не осталось ни одной живой души. Можно подумать, что мы – первые, кто появился здесь за много лет.