Афоня в ярости уставилась – да-да, вон как оновышло-то, ну кто бы мог подумать?! Стало быть, отныне мы станем употреблять этоимя исключительно в сочетании с формами женского рода! – итак, Афоня вярости уставилась на дядюшку:

– Вольно вам надо мной издеваться! Где это выкрасоту нашли? Была бы я красавицей, вы... вы бы...

Она осеклась, но смысл ее слов и так былпрозрачен для Никиты Афанасьевича. Поэтому он хмуро покачал головой:

– Вы красавица, дитя мое, но...

И он умолк столь многозначительно, что этоповергло Афоню в глубокую печаль. Она тоже умолкла, однако в эту минуту обрелдар речи Гарольд Гембори:

– Вы изволили сказать, что сей господин – вашдядюшка? – обратился он к Афоне взволнованно. – Видимо, имя его –Никита Афанасьевич Бекетов?

– Граф Бекетов, – уточнила Афоня.

– Откуда вам мое имя известно? –нахмурился Никита Афанасьевич.

Но Гарольд оставил вопрос без внимания, потомучто смотрел только на Афоню:

– Тогда, значит, вы и есть – Атенаис Сторман,дочь достопочтенного мистера Джонатана Стормана и миссис Айрин, его супруги?

– Ну да, – растерянно кивнулаАфоня, – я в самом деле Атенаис... терпеть не могу это имя, и, ежелижелаете снискать мою дружелюбность, называйте меня по-русски Афанасией. Нооткуда вам известно, как меня зовут и кто мои родители?

– Сударыня, – проговорил Гарольд самымофициальным тоном, что при его разбитой, искровавленной физиономии выгляделокомично... впрочем, он хотя бы встал и несколько отряхнул безнадежноиспорченный наряд, – мисс Атенаис, вы должны знать, что я – достопочтенный[6]Гарольд Гембори, второй сын барона Гембори, служу по дипломатической части, каки все вторые сыновья в нашем роду. Английский посланник в России сэр ЧарльзГембори – мой близкий родственник. Точнее сказать, дядя. Я прибыл сюда нарочнодля того, чтобы просить вашей руки.

Бекетов и Афоня ошеломленно переглянулись.Конечно, имя побитого англичанина было им уже известно, однако его намерения ирешительность заставили их просто-таки онеметь.

Наконец Никита Афанасьевич обрел дар речи:

– Вы прибыли из Англии нарочно для того, чтобыпросить руки Афони... то есть, простите, Афанасии? Вот это сила чувств,достойная восхищения! Но отчего-то у меня создалось впечатление, что вы сию девицупрежде не видали. Отчего же такая вспыхнула вдруг любовь? Может быть...осмелюсь осведомиться... ваш дядюшка, часом, не имеет ли отношения к этомурешению?

– При чем тут мой дядюшка? – старательноскроил гримасу удивления Гарольд, однако тут же догадка мелькнула в его глазах:– Вы прочли письмо!

– Да вы сообразительны, – ухмыльнулсяБекетов с явной издевкой в голосе.

– Ну, простите наше неделикатноелюбопытство, – вмешалась Афоня, явно пытаясь вступиться за него, потомучто подбородок Гарольда выдвинулся вперед с устрашающе-мстительнымвыражением. – Должны же мы были узнать, кто пал жертвой нашегонегостеприимства.

При этих словах Бекетов тихонько присвистнул ипробормотал, как любят писать сочинители драматических произведений, в сторону:

– Ну и ну, вот хитра, не пойти ли и тебе,Афоня, по дипломатической части?!

– Вы же никаких верительных грамот непредъявили, – продолжала его племянница, явно вступаясь за дядюшку, –прежде чем ввязались в драку. Ну, потом мы и посмотрели ваши бумаги...Извините, но любопытство наше вполне оправдано.

– Я уже говорил, что мною двигалиисключительно рыцарские чувства, – снова завел Гарольд. – Итак, вы,мисс Сторман, согласны быть моей женой?

– Нет, – тотчас ответил Афоня и дажеголовой помотала для усиления впечатления. – Нет, сэр, это невозможно.

– Почему? – изумленно уставился на нееГарольд.

– Ну, я могла бы долго рассуждать о том, чтоне могу вот так сразу, очертя голову броситься замуж за незнакомого человека,что должна узнать вас получше, что слишком молода для замужества, и все такое.Но вполне довольно и одной причины моего отказа. Тем паче что она самаязначительная. Я люблю другого, только и всего.

Гарольд пожал плечами и ответил с великолепнымхладнокровием:

– Вы можете кого угодно любить. Я хочусказать, что молодые девушки вечно влюблены бог весть в кого, но брак – этонечто иное, не имеющее отношение к любви!

– Постойте, вы же только что признавалисьАфоне в любви с первого взгляда, – с коварной усмешкой проговорил Бекетов.

– Ну да, – пробормотал Гарольд, смешавшись, –но я тогда не знал, что она – это она, то есть что она – ваша племянница.

– Не понимаю, – размышлял вслух НикитаАфанасьевич. – Увидав, как она со мной дерется, вы в нее влюбились, ноузнав, что она – моя племянница, – немедленно разлюбили, однако пожелалибезотлагательно жениться. Что-то я запутался в причудливости ваших чувств.Право, кто это сказал, что англичане отличаются завидной логикой рассуждений?!Лгал он, подло лгал!

– Логика тут ни при чем, – с досадойвмешалась Афоня. – Я все равно не пойду замуж за мистера Гем...

– Однако вам придется это сделать, –холодно перебил Гарольд.

– Придется? – заносчиво вздернула головуАфоня. – Это еще почему?

– Да потому, что иначе ваши родители погибнут.

– Что?! – разом воскликнули НикитаАфанасьевич и Афоня, и Гарольд объяснил, переводя свои холодные, голубые,чуточку навыкате глаза с одного на другую:

– То, что слышали, господа. Они заключены вТауэр по подозрению в шпионаже в пользу французов. Ведь мистер Сторманнаполовину француз... Впрочем, обвинение еще не доказано. Суд сейчас как разколеблется, принять ли во внимание некие документы, которые свидетельствуют впользу Сторманов, или оставить сии бумаги без внимания. Документы находятся враспоряжении кабинета иностранных дел. С господином министром очень близок мойдядюшка... И в его власти сделать так, чтобы эти документы были рассмотрены.Тогда ваши родители, несомненно, окажутся оправданы, а их имущество не будетконфисковано. Так что сами решайте, мисс Атенаис, как вам поступить:согласиться выйти за меня и спасти родителей – или бросить их на произволсудьбы.

– Да это что ж? – изумленно спросилБекетов. – Вы нам угрожаете, если не ошибаюсь?!