Берил покачала головой и спрыгнула с табуретки. Она открыла пакет, который достала с полки, и высыпала печенье на блюдо.

– Если хотите, отнесите поднос в комнату, – сказала она дружелюбно, хотя в голосе все еще слышалась резкость. – Я принесу чайник.

Пока пили чай, Мюррей развлекал их тем, что рассказывал разные забавные истории. Он оказался таким же хорошим рассказчиком, как и Барри Дэвис, и Люси стало интересно, что сказал бы фотограф о возлюбленном Синди. Если Пол Харлоу не вернется в ближайшие дни, она могла бы позвонить Барри и попросить его приехать. Как друг семьи, он, возможно, сможет помочь ей советом.

– Почему ты не хочешь показать Люси свои картины? – спросила вдруг Синди.

– Большая часть осталась в Лондоне, – покачал головой Мюррей.

– Но ты же привез несколько с собой. – Берил вмешалась в разговор и обратилась к Люси: – Он скорее выйдет из дому голым, чем расстанется со своими картинами!

– Покажите, – попросила Люси.

– Ну что ж, вы сами этого хотели, – согласился он и повел ее в маленькую мрачную спальню.

Окно выходило на север и было таким крохотным, что почти не пропускало и без того скудный в эти предзакатные часы солнечный свет. Те жалкие лучи, что все же попадали в комнату, еле-еле освещали отставшие от стен обои и грубо сколоченную мебель. Вдоль стен было расставлено с десяток холстов. Мюррей, засунув руки в карманы, с безучастным выражением лица наблюдал, как Люси рассматривает его работы. Сердце ее упало, когда она увидела яркие небрежные мазки, и арки, и ангелов, и загадочные линии – в общем, все признаки абстрактного искусства.

– Не бойтесь сказать, если они вам не нравятся, – сказал он. – Вы будете в хорошей компании.

– Я не очень хорошо разбираюсь в живописи, – ответила она. – Особенно в такой.

– В такой никто не разбирается, – резко сказал он. – Она слишком современна. Я не придерживаюсь какой-то определенной школы, Люси, я пытаюсь создать свою собственную. – Он ткнул в пылающее пятно на холсте. – О, у меня есть талант – все это признают, – но я не желаю приспосабливаться. Я не буду рисовать эти отвратительные безвкусные картинки, которые так нравятся публике. Поэтому владельцы галерей отказываются выставлять меня. «Мы не можем продать ваши работы, мистер Филлипс». Они требуют от покупателя слишком многого. И знаете что, Люси, покупатель не хочет, чтобы от него чего-то требовали. Он хочет, чтобы картина подходила к его мебели, чтобы она вписывалась в интерьер его поганой загородной виллы!

Испуганная таким необузданным проявлением чувств, Люси не знала, что сказать. Мюррей мог быть как гением, так и банальным позером. Выяснить это она никак не могла, а потому не могла и судить о его искусстве. Но кое-что ей все-таки удалось понять: он очень дорожил своей работой и, значит, не мог быть таким подлецом, каким описывал его Пол Харлоу.

– Всегда трудно быть не таким, как все, – сказала она запинаясь. – Гораздо проще идти проторенной колеей.

– Я знаю. – Он отошел к окну и мрачно уставился вдаль. – Иногда я думаю, дам им то, что они хотят, заработаю денег, а потом пошлю их всех к дьяволу. Но я не могу. Я не смею испытывать судьбу.

– Каким образом?

– Если я продамся за деньги, я не буду знать, когда остановиться. – Он резко повернулся. – Поэтому я буду рисовать то, что хочу.

– Сартр сказал по этому поводу: талант делает что может, а гений – что должен.

С лица Мюррея исчезло насмешливое выражение.

– Вы не могли бы сказать мне ничего лучшего. – Он подошел к ней и дотронулся до ее плеча. – Спасибо вам.

Когда Люси и Синди вернулись в Чартерс, уже стемнело. Девушки поднимались к себе в комнаты, чтобы переодеться к ужину, и Синди наконец задала вопрос, не дававший ей покоя всю дорогу:

– Что ты думаешь о Мюррее теперь, когда познакомилась с ним ближе?

Люси смутилась. Ей придется сделать выбор между Полом Харлоу и его сестрой. Она сделала глубокий вдох.

– Он мне нравится, – сказала она твердо. – Да, он мне нравится.

В последующие несколько дней стояла сырая ветреная погода, и не было никакого желания выходить на улицу. Мюррей подхватил грипп. Синди, от беспокойства не находившая себе места, совершенно замучила Люси попытками ее развлечь. На четвертый день непогоды она устроила подруге экскурсию по дому, завершив ее в салоне для игр, который располагался рядом с конюшней. Ожидая увидеть нечто похожее на бывший сарай с расставленными в нем столами для бильярда и настольного тенниса, Люси чуть не задохнулась от удивления и восторга при виде открывшегося ее глазам великолепия. Язык не поворачивался назвать это сооружение комнатой. Здесь был и плавательный бассейн, и корт для игры в сквош, и небольшой гимнастический зал, и кинозал с прекрасной фильмотекой, и отлично оборудованный бар с суперсовременным музыкальным центром.

– А я все гадала, где же здесь бальный зал, – сказала Люси холодно, – теперь понятно.

– А вот и не угадала, – рассмеялась Синди, – настоящий зал в доме. А этот используется только во время летних приемов. Если бы не было дождя, я бы показала тебе, как раздвигается крыша.

Глядя на выражение, появившееся на лице Люси, она снова рассмеялась:

– Удивительно, правда? Спорим, ты никогда не думала, что моему брату нравятся такие вещи?

– Да уж, – призналась Люси. – Как-то не могу себе представить его танцующим просто для удовольствия.

Синди покрутила какую-то рукоятку, и жизнерадостный голос Фрэнка Синатры наполнил комнату.

– Когда-то Пол был очень веселым, но несколько лет назад у него случился роман, после которого он озлобился. С тех пор у него нет времени на любовь.

– Никто не может жить без любви.

– Он может, – уверила ее Синди. – У него таки-ие любовницы! Мне кажется, что он находит эти отношения менее обязывающими. – Она принялась мечтательно кружиться по комнате. – Я могу это понять. Когда ему надоедает одна, он находит другую. Хотя он никогда мне об этом не рассказывает. Но до меня доходят кое-какие слухи.

Люси почувствовала внезапную жалость к человеку, которому деньги могли дать все, кроме счастья, и к Синди, с ее трогательной смесью доброты и цинизма. Как отчаянно брат и сестра нуждались в любви!

Время шло, и Люси поймала себя на том, что мало-помалу начинает привыкать к роскоши. Какая изысканная красота ее окружала! Она все чаще улыбалась при мысли о той наивной девушке, какой была всего несколько дней назад; с каким презрением относилась она к вещам, о которых не имела ни малейшего представления. Еда кажется еще вкуснее, если есть ее с дорогого фарфора и запивать великолепным вином, и уж конечно никто не будет спорить, что так приятно, когда уборка постели и стирка белья ложится на чужие плечи.

Как жаль, что здесь нет Мэг, не раз думала Люси, она бы уж точно сумела получить от этого максимум удовольствия.