— Здравствуй, Богумир, — произнес он по-славянски. — Здоровья и благополучия твоему дому.

— И тебе не болеть, — хмуро ответил старец.

— Принимай гостя, хозяин.

— Не гость ты мне, а завоеватель и убийца, — твердым голосом проговорил Богумир. — И не будет тебе почета и уважения в моем доме.

— Завоеватель грабит и творит насилия, — возразил Олег. — А мы не тронули ни одного дома, не ограбили ни одного жителя. И явился я к тебе без оружия, с мирными намерениями, как гость. Я много наслышан о славянском гостеприимстве, но только в этом доме оно не в чести. Что ж, и на том спасибо. Какой дорожкой пришел, той и уйду.

Олег повернулся и шагнул к двери. Услышал голос Богумира:

— Погодь малость…

Ему уже доложили, что норманны, внезапно захватив город, ведут себя необычно: не грабят и не насилуют, а разошлись по крепости, захватили опорные пункты и вроде чего-то выжидают. Это озадачивало. Обычно морские разбойники подчистую выгребали дома и терема, забирали полон, были свирепы и жестоки, кровь лили почем зря… А тут, ко всему прочему, к нему, правителю города, является главарь ватаги. Не вызывает к себе, не приводит его, Богумира, силой, а, наоборот, безоружный приходит к нему в терем, называется гостем и заговаривает о законах гостеприимства… Можно, конечно, остаться непримиримым и гордо отвергнуть протянутую руку норманна, но что за этим может последовать?..

Богумир везде и всегда в первую очередь чувствовал за своей спиной ладожан и никогда не забывал, что является их главной опорой и защитой, что отвечает за их жизнь и имущество и что они видят в нем свою надежду и верят, что он сможет вывести их из любой беды. Потому-то и решил задержать Олега, повторив:

— Малость погодь. Действительно, негоже так обращаться с людьми, вошедшими в твой дом. Милости прошу к столу. Сейчас я прикажу подать угощение.

Слуга и домочадцы тотчас кинулись исполнять его приказание, а сам он опустился в кресло, стоявшее в начале стола; Олег присел на стул. Окна в зале были открыты настежь, утреннее солнце играло в слюдяных пластинках, вставленных в частые переплеты окон, легло светлым прямоугольником на выскобленном полу, его блики играли на оружии, развешанном на стене.

Пока шли хлопоты вокруг стола, в горнице стояла тягостная тишина. Наконец кушанье и питье были установлены, Богумир, кашлянув, поднял глиняную кружку, сказал глухим голосом:

— Ну что ж, гость дорогой, выпьем и закусим. Как говорится, чем богаты, тем и рады.

Выпили, закусили. Тягостное молчание затягивалось. Наконец Богумир спросил:

— И с чем же ты к нам пожаловал, чем порадуешь?

«Однако старик довольно язвительный, — подумал Олег. — Как ведь завернул — „порадуешь!“. Ладно, попробуем „порадовать“».

Ответил не спеша:

— Пришли мы сюда не на время, а насовсем, чтобы жить в мире и согласии.

— Вот как! — Богумир вздернул лохматые брови, не скрывая своего удивления и гнева. — Стало быть, намереваетесь поработить нас и установить свое господство?

— Не совсем так. Ни завоевателями, ни поработителями мы себя не мыслим и не считаем. Просто поселимся рядом с живущим здесь народом и займемся охраной и защитой его от внешних врагов.

— А мы, стало быть, этого сделать не в состоянии?

— Да вот сегодняшняя ночь показала, что не очень умело вы это делаете…

Богумир молча, проглотил обиду. Помолчал, собираясь с мыслями.

— И как же вы мыслите нас… защищать? На каких условиях?

— Ну, во-первых, оставляем в неприкосновенности то, что сложилось у вас веками. Как было вече, так и будет продолжать собираться беспрепятственно. Так же во главе города останется посадник, выбранный вече. Так что власть свою, Богумир, будешь исполнять беспрепятственно.

— Спасибо за великую милость, норманн. Премного благодарен за милость ко мне, старику, — насмешливо качнув головой, ответил Богумир. — А я уж думал, что лишат меня сана моего, вот беда-то какая! И чем же мы заплатим за вашу щедрость?

— Немногим. Население края будет кормить мою дружину и в год каждый житель станет приносить по шкурке песца и по шкурке лисицы.

— Вон как! Дань, значит, накладываете!

— Не дань, а плату за то, что мои дружинники будут охранять твой народ от набегов и разорений соседей.

— Нет, дань! — вскипел Богумир. — Наш народ никому дани не платил и платить не будет!

В зале после этих слов повисла напряженная тишина. Олег непроизвольно потянулся к тому месту на поясе, где обычно висел меч. У слуг вытянулись лица…

— Дедуля, что это за шум в такую рань? — раздался капризный девичий голос. — Самый сон, а вы здесь так громко разговариваете?

Все обернулись к двери. В горницу вошла девушка лет семнадцати-восемнадцати в длинном домотканом платье, обтягивавшим узкие бедра и подчеркивавшим тонкий, гибкий стан. «Девица в форме змеи», — невольно мелькнуло в голове сравнение.

Она села на колени к Богумиру и обвела всех долгим немигающим взглядом больших синих глаз.

— Моя внучка Ивица, — потеплевшим голосом произнес Богумир. Его лицо сразу стало радостным и беспомощным. — А это, — он на некоторое мгновенье замялся, но пересилил себя и продолжил… — Это наш гость, норманн.

— Откуда он явился? — бесцеремонно спросила она.

— Из-за моря приплыл. Откуда еще?

— И чего он хочет?

— Да вот стараюсь выяснить…

Олег в этот момент взглянул на нее и чуть не поперхнулся: она смотрела на него в упор, в ее глазах играли озорные бесенята.

— Я пришел к вам с добром и миром, — неожиданно произнес он.

— С миром — это хорошо, — медленно произнесла она:: прищурила глаза; они стали похожи на кошачьи.

Олег хорошо рассмотрел ее. Узкое личико, обрамленное густыми черными волосами, было красиво: прямой носик с трепетными лепестками, полуоткрытый ротик с пухлыми губками. Но особенно привлекательны были ее глаза, огромные, лучистые, они невольно очаровывали и навораживали. От лица ее веяло девичьей свежестью и в го же врем чем-то притягательно-порочным.

— Ну что ж, — сказала она, слезая с колен Богумира, — беседуйте, разговаривайте. А я пойду досыпать.

Покачивая тонким станом, она обошла стол и, пройдя мимо Олега, вдруг полыхнула в его лицо жарким взглядом зовущих глаз. «Не девушка, а сущая ведьма», — невольно подумал он, чувствуя, как у него на мгновенье сладко замерло сердце.

После ее ухода некоторое время царило молчание. Наконец Богумир кашлянул, привлекая к себе внимание, и сказал спокойно:

— Думаю так. Надо наш разговор перенести на вече. Как оно решит, так и будет…

Люди собирались нехотя, лица у них были хмурые, встали на площади кучно, плечо к плечу. Олег убрал своих воинов на крепостные стены и в башни, перед народом появился вдвоем с Богумиром, безоружный.