Желанным.

– Зачем же жертвовать комфортом, – сказал он, делая глоток вина.

– Наверное, вы чувствуете себя в полной безопасности, раз все сделано так на совесть.

– Елена, это шатры. Мы можем сняться с места за двадцать минут.

– Откуда вы знаете все эти тонкости, если выросли в Америке? Все эти повстанческие штуки? Палатки, лошади… – Она понимала, как глупо все это звучит, и пожала плечами, не то извиняясь, не то защищаясь. Господи, помоги, в ней уже два бокала вина, и она почти пьяная.

– Я семь лет служил во Французском Иностранном легионе, и к такому образу жизни мне не привыкать. Это была хорошая школа.

Елена подумала, что, должно быть, все в его жизни было школой, подготовкой к тому, чтобы стать шейхом, чтобы отбить трон у сводного брата, который его не заслуживает.

Азиз… Почему она сейчас едва может вспомнить его лицо? Она собиралась выйти за него замуж, и вот теперь не помнит даже звука его голоса.

Она больше не хочет выходить за него. Даже если бы он спас ее или Халиль дал ей свободу.

Эта мысль одновременно и стала для нее откровением, и ничуть не удивила. Голова шла кру́гом – и от мыслей, и от вина. Она впервые приняла свою судьбу… даже не понимая, что это на самом деле значит для ее титула, для ее страны.

– Я не выйду за него, – выпалила Елена. – Даже если он вовремя найдет меня.

Халиль замер:

– Что заставило вас передумать?

– Вы, – просто сказала она. И не только потому, что настоящий шейх – Халиль, но и потому, что он открыл в ней чувства, о которых она даже не подозревала. Теперь она не может заключить брак по холодному расчету.

– Я рад. – Их взгляды встретились, и все в Елене напряглось и заныло.

Халиль встал из-за стола:

– Уже поздно. Вам пора вернуться в свой шатер. Он протянул ей руку, и Елена оперлась на нее.

От выпитого вина она не совсем твердо стояла на ногах: оно явно ударило ей в голову. На улице было свежо, и это подействовало на нее отрезвляюще.

Когда они дошли до ее шатра, Халиль все еще поддерживал ее под руку. Весь хмель выветрился, но смущение осталось – от всех откровений и интимности этого вечера.

– Спокойной ночи. – Халиль остановился у входа в ее шатер, коснулся ее подбородка, приподнял его, так что она смотрела на него и на ночное небо над его головой, усыпанное звездами.

На мгновение ей снова показалось, что он хочет поцеловать ее. Губы ее разомкнулись, голова закружилась, сердце глухо забилось от тревоги, предвкушения и ощущения чуда.

– Елена, – прошептал Халиль, склонив голову. Это прозвучало как вопрос, и все в Елене ответило «да!».

Она положила руки ему на плечи, ее тело прижалось к его твердой груди, и это вызвало целую гамму противоречивых ощущений.

Он нежно взял ее лицо в свои руки. Она ощущала его желание так же явственно, как свое собственное, чувствовала его томление, удивление и думала: «Мы и в этом похожи. Мы оба хотим этого, но и оба боимся желать».

Хотя, может, Халиль ничего и не хочет. Он внезапно отдернул руки и сделал шаг назад.

– Спокойной ночи, – повторил он и направился к своему шатру. И тьма тут же поглотила его.

Весь следующий день Елена не видела Халиля. Несколько часов она пролежала в постели, затем сидела на улице, ища его повсюду глазами.

Она скучала по нему. «Это абсурд», – говорила она себе. Они едва знакомы и встретились всего два дня назад, причем далеко не в лучших обстоятельствах.

Она снова и снова оживляла в памяти мгновения, когда он касался ее, вспоминала его пальцы на своей коже, их разговор за ужином, думала о его одиноком детстве. И понимала: всего через три дня он отпустит ее и она никогда не увидит его снова. От этой мысли внутри ее сжалась тугая пружина недоумения и тоски.

На следующее утро Халиль вошел к ней в шатер. Она позволила себе без стеснения смотреть на его широкие плечи, темные волосы, решительный подбородок.

– Мне надо проведать несколько племен, – сказал он без всякого вступления. – Хочу, чтобы вы поехали со мной.

Елена удивилась, но в то же время ей было несказанно приятно, что он хочет взять ее с собой.

– Да?

Он легонько улыбнулся:

– Вы же хотите увидеть что-нибудь, кроме этого шатра?

– Да, но… зачем это вам? – У нее вдруг возникло ужасное подозрение. – Вы же не собираетесь выставлять меня как какой-то военный трофей? Демонстрировать своим людям, что вы захватили невесту Азиза? – От одной мысли об этом ей стало дурно. Почему бы ему не поступить именно так? В конце концов, он ее похитил. Она его собственность, его приз.

Халиль нахмурился:

– Конечно же нет. Людей, к которым я еду, это в принципе не впечатлит. Они и без того мне преданы. А я никогда не действую такими дикими методами.

– Тогда зачем вам я?

Халиль смотрел на Елену. Ее вопрос эхом звучал у него внутри.

Ответ прост: потому что он хочет этого. Потому что он думает о ней с того самого ужина, когда она показала, что верит ему. И в него. А это пьянит и вызывает привыкание, как наркотик. Он хочет большего.

И осознание этого удерживало его вдали от Елены целый день. Он боролся с этой мыслью, с желанием, с тягой к ней, с опасностью и уязвимостью, которые возникают, когда хочешь другого человека. Когда становишься открытым для боли, печали и потерь.

К вечеру он убедил себя, что, взяв Елену с собой к пустынным племенам, он совершит чисто политический шаг: невеста Азиза рядом с ним усилит его позиции.

Глядя же на нее сейчас, на ее длинные волосы, в золотисто-серые глаза, Халиль понял, что обманывает сам себя.

Это не политический маневр. Он просто хочет быть рядом с Еленой.

– Я беру вас, – начал он, тщательно подбирая слова, – потому что хочу, чтобы вы увидели людей, которые меня поддерживают.

Глаза Елены расширились от удивления.

– Правда?

Халиль непроизвольно сжал руки в кулаки. Все в нем сопротивлялось признанию собственной слабости. Куда делась его хваленая решимость? Все, чего он хочет в настоящий момент, – увидеть улыбку Елены.

– Да, – в конце концов произнес он.

– Хорошо, – ответила Елена, и Халиль испытал радость и облегчение.

Он улыбнулся так широко, как, наверное, никогда прежде не улыбался, и Елена ответила на его улыбку.

Что-то изменилось. Что-то произошло между ними, и он не в силах остановить это. Да и не хочет.

– Мы должны выехать в течение часа. Вы ездите верхом?

– Да.