кустах бузины привела тени на стене в движение. Эдна откинула одеяло и стряхнула пепел. Она не любила утренний свет, в нем ее варикозные вены казались еще толще и синее. Она усадила сигарету в углубление на краю пепельницы и увеличила громкость на телевизоре, чтобы он был слышен из коридора. В ванной, пока набиралась вода, закурила еще одну сигарету и включила радиоприемник. Oh baby, baby, it’s a wild world… И на кухне, и в гостиной она закурила по сигарете и включила радио — одну и ту же радиостанцию во всех комнатах, так она могла передвигаться по квартире — тут сделать тосты и достать нож для масла, там полить цветы: лавр, агаву, банановое дерево; вознаградить себя дозой никотина за каждое сгибание коленей перед телевизором, и все это — не пачкая пеплом ковер в коридоре.

С еще мокрыми волосами она вышла в сад, держа в левой руке тарелку с тостами, маслом и айвовым вареньем, а в правой — пучок подорожника, щавеля и клевера, который нарвала на опушке леса и поставила в воду на ночь. Эдна похрустела пучком и сделала несколько шагов в сад, недалеко, чтобы не притоптать высокую траву — там была территория Козимы. Эдна знала, что Козима учует запах свежей зелени. И действительно, вскоре черепаха просунула голову между травинок и, не мешкая, рванула к хозяйке.

Эдна положила пучок на гравий возле столика, села и намазала тосты маслом.

— Вчера была у Магали, — сказала она Козиме, которая первым делом набросилась на клевер. — Эта старая кабаниха кротко сидит на своей кровати в цветочек, а сиделка взбивает ей подушку. А у самой-то под диваном ружье, старая добрая двустволка. Я раньше неплохо стреляла по консервным банкам. Но только не в животных — это совсем не по мне. Никогда не понимала, что она в этом нашла. — Козима уже проглотила и подорожник. — Не торопись, не то опять будешь икать, — предупредила Эдна черепаху, сложила тост пополам и откусила. — Она уже почти ничего не помнит, — с полным ртом продолжила Эдна. — Только всякие авантюры то и дело всплывают в памяти: первый подстреленный олень, два-три любовника, все в таком духе. — Эдна отложила тост на тарелку. — Тебе-то я могу признаться. Иногда я ей завидую. Хотелось бы мне, чтобы все воспоминания со временем растворялись в моей голове. Как шипучая таблетка: пш-ш-ш-ш — и остался лишь слабый привкус. Было бы замечательно. — Она встала и наполнила миску Козимы свежей водой из шланга и смотрела, как пузырьки воздуха на поверхности лопаются один за другим. — Знаешь, если вести здоровый образ жизни, то легко дожить до ста двадцати. Все сходится. Лучше уж ты, чем я.

В банке из-под кофе на холодильнике оставалось восемьдесят семь евро — этого должно хватить до конца месяца. Идти за пенсией ей не хотелось. Из-за новых дверей, у которых не было ручки, только датчик движения. Из-за того, что теперь приходилось тянуть из автомата свой номер, ждать, пока тебя вызовут к окошку, где нужно отчитываться, как преступнице. Уж лучше она проживет на тостах с сиропом и на драниках, главное, что на сигареты хватает. Она небрежно сунула десятку в карман юбки, убедилась, что не забыла зажигалку, и поспешила выйти, пока еще было прохладно. Она выпьет кофе в парке, потом, может быть, заглянет к Магали что-нибудь перехватить от ее обеда, поскольку та к нему почти не притрагивалась, потом прогуляется в лесу, если день будет слишком жарким, поужинает в саду с Козимой, затем заглянет в шумный, бурный «Yellow», где сможет постоять в гремящих басах у барной стойки и ни с кем не разговаривать — где же еще, как не в ночном клубе, женщина ее возраста может быть предельно неприметной, — там она пробудет до полуночи, пока не закончится этот несчастный вторник. Собственно, именно так она и проводила каждый вторник.

Не успела Эдна выйти за порог, как заметила женщину и замерла, держась за дверную ручку. Наверху, на противоположной стороне площади, на коньке крыши светло-зеленого дома, широко расставив ноги, неподвижно стояла женщина. В ее позе читалась решимость. Эдна боялась пошевелиться. В висках и деснах пульсировало. Женщина начала медленно переставлять ступни вниз по скату, прямо к карнизу.

— Боже Всевышний мой, — пролепетала Эдна и до боли в ладони сжала дверную ручку.

Площадь была почти безлюдна, только компания школьников шла со спортивными сумками, но никто из них не смотрел наверх. Эдна отпустила ручку двери и зашагала к светло-зеленому дому. Женщина, кажется, заметила ее и ускорилась, поскользнулась на черепице, проехала немного на пятках вниз, но на самом краю остановилась и, балансируя руками, вернула себе равновесие.

— Мне нужно вниз! — закричала женщина, склонившись над пропастью. — Мне нужно вниз, сейчас!

Силуэт женщины, площадь, фасады домов — все поплыло, Эдну бросило в жар, перед глазами снова щебень, кровь, лопнувшее тело, мерцающий цифровой экран на крыше мыловаренного завода возле путей. Нет, она больше никогда не станет свидетелем чьей-то смерти. Ни за что. Тело Эдны отреагировало тремором, который много лет назад оставил ее. Она отвернулась, за спиной что-то зазвенело, звонко разбилось об асфальт; Эдна не оглядывалась, заткнула уши, чтобы не слышать крик женщины, ничего не слышать, а тем более не видеть. Она толкнула дверь, побежала на кухню, схватила трубку телефона, висящего на стене возле холодильника, просунула палец в отверстие диска, скорее, почему так долго, один один ноль, ее руки дрожали, как и голос, когда на другом конце наконец ответили и она сообщила, что на площади женщина хочет сброситься с крыши, она настроена решительно, нужно приехать как можно скорее.

Три с половиной минуты. Прошло три с половиной минуты, пока Эдна не услышала вой сирен и по кухонным занавескам не скользнул синий свет проблесковых маячков. Они считала секунды по настенным часам, стоя спиной к окну, прижавшись виском к прохладному корпусу телефона. Наконец-то. Она достала из кармана юбки зажигалку и закурила. Левая рука пахла металлом дверной ручки. Эдна поспешила задернуть шторы в спальне, закрыть жалюзи и окно в ванной. В спальне она включила телевизор — детский канал, на котором гарантированно не будет новостей. Темнота ослабила дрожь в конечностях, сведя ее к рукам, которыми Эдна ухватилась за металлические прутья кровати. То, как сильно ее напугала эта женщина, привело ее в шок. Ведь это было годы назад. Ей в распоряжение предоставили эту квартиру, в которой она чувствовала себя хорошо. Ее оставили в покое и ни о