В тот день мне предстояло забрать пассажиров в Кембридже. Как обычно, я прилетел на аэродром на полчаса раньше, но майор уже был там. Он сидел в углу у входа в зал ожидания.

Я заметил его раньше, чем он меня, и, когда подходил, он как раз вынул из футляра бинокль и положил на низкий столик рядом с креслом. Бинокль оказался гораздо меньше, чем можно было предположить, глядя на футляр. Потом майор вытащил из футляра серебряную фляжку, оплетенную кожей. Он сделал один долгий, на шесть секунд, глоток, затем с явным облегчением вздохнул и закрутил крышечку.

Я замедлил шаг, чтобы он успел спрятать источник бодрости и бинокль в футляр, потом остановился возле кресла и пожелал ему доброго утра.

– А... Доброе утро, – натянуто пробормотал он и встал, быстро застегивая пряжку футляра. Потом, передвинув ремешок, он привел футляр в обычное положение, на животе. – Все готово?

– Еще рано, не все пассажиры.

– Ах. Не все. Конечно. – Он тщательно вытер рукой усы, втянул подбородок в шею. – Надеюсь, сегодня никаких бомб?

Он не совсем шутил.

– Никаких, – заверил я его.

Майор кивнул, избегая моего взгляда.

– Очень огорчительно. В прошлую пятницу. Понимаете, очень огорчительно. – Он помолчал. – Я чуть не отказался сегодня от полета, когда услышал, что Колин... э-э... – Не договорив, майор опять замолчал.

– Я весь день не отойду от самолета, – пообещал я.

Майор снова кивнул и резким тоном сказал:

– Ко мне приходили парни из следственной комиссии. Вы знаете?

– Они говорили мне.

– Наверно, вам они тоже задавали вопросы?

– Да.

– Они вгрызаются в каждую мелочь.

– Да, они очень дотошные. Готовы проехать сотню миль ради ответа на один простой вопрос.

– Знаете по собственному горькому опыту?

– Мне рассказывали, как они работают. – Я не знал, насколько выразительно прозвучал мой голос.

– Не понимаю, почему бы не передать дело в полицию.

“Как бы не так, – подумал я. – Нигде в мире нет полиции, которая сравнилась бы по профессиональной цепкости с британской авиационной следственной комиссией”.

Появились Энни Вилларс и Колин Росс и не сразу нас заметили, настолько были погружены в беседу.

– ...Вы же обещали работать с моими лошадьми, когда будет возможность.

– Я слишком занят.

– Я же не прошу, чтобы на каждом соревновании.

– Есть причины, Энни. Сожалею, но не буду. – Он произнес последние слова так, что настаивать было бесполезно. Она озадаченно и огорченно смотрела на него.

– Доброе утро, – рассеянно бросила мне Энни Вилларс. – Доброе утро, Руперт.

– Доброе утро, Энни, – ответил майор.

В этот раз на Колине были узкие бледно-серые брюки и голубая рубашка с открытым воротом.

– Доброе утро, Мэтт, – улыбнулся он.

Сделав стойку, будто терьер, майор шагнул к Колину.

– Я понял так, что вы отказываетесь от предложения Энни?

– Да, майор.

– Почему? – В голосе прозвучала обида. – Наши деньги ничем не хуже других, а лошади у нее всегда в порядке.

– Простите, майор, но я не буду работать с ее лошадьми. И оставим этот разговор.

Майор с оскорбленным видом подхватил Энни под руку и повел посмотреть, открыт ли бар. Колин со вздохом опустился в деревянное кресло.

– Спаси меня, Боже, от жуликов, – пробормотал он.

– Она не показалась мне жуликом. – Я сел рядом.

– Кто? Энни? Она не жулик. Только не на все сто процентов щепетильна. Мне не нравится этот грязный прохиндей Голденберг. А она часто слишком послушно следует его советам. Я не хочу через нее получать его приказы, как провести заезд.

– Как Кенни Бейст? – предположил я.

– 3наю, об этом все говорят. – Он искоса посмотрел на меня. – Кенни собирается покончить с этим. А я не хочу начинать. – Колин задумался. – Служащий следственной комиссии, который приезжал ко мне, спрашивал, не вижу ли я связи между взрывом и тем, что кричал в тот день Бейст, возвращаясь домой.

– И что вы ответили?

– Я сказал, что не знаю. А вы?

– Признаюсь, я думал об этом. Он ходил к самолету после скачек, и настроение у него было убийственное, но...

– Вот именно “но”, – согласился Колин. – Разве у Кенни хватит кровожадности, чтобы вместе с ними убить вас и меня? – Он покачал головой. – Нет, на Кенни это не похоже, на него я бы никогда не подумал.

– И, кроме того, – кивнул я, – он дошел до точки кипения после того, как проиграл заезд в три тридцать. Где бы он нашел в Хейдоке бомбу меньше чем за час?

– Он мог ее заранее приготовить.

– Но это бы означало, будто он знал заранее, что произойдет на скачках...

– Что ж, такое бывало, – сухо заметил Колин.

Мы помолчали, потом я сказал:

– Во всяком случае, я думаю, что бомба была на борту все время. С того момента, как я вылетел с аэродрома “Дерридаун”.

Он секунд десять задумчиво качал головой.

– В таком случае... Ларри?

– А он мог бы пойти на такое?

– Бог знает. Подловатый парень. Стащил у Нэнси сто фунтов. Но бомбу... и ради чего?

Я пожал плечами.

– Бомбы обычно используют или в политических целях, или чтобы получить страховку, – продолжал Колин.

– Фанатики или родственники... – Я быстро подавил зевок.

– Вас вроде бы не очень это волнует? – спросил он.

– Не очень.

– Вас не беспокоит, что любитель бомб может повторить попытку?

– Настолько же беспокоит, насколько и вас.

– Да-а, – усмехнулся он. – Очень хотелось бы точно знать, для кого была та бомба. Представляете, как глупо будет выглядеть человек, который начнет всего бояться, а бомба предназначалась майору, которого наконец прикончат. Или вам.

– Мне? – удивился я.

– А почему бы нет?

– Но я ни у кого не стою на пути.

– А кто-то может считать, что стоите.

– Тогда он идиот.

– А только идиот... или законченный псих... может подложить бомбу в самолет...

Тайдермен и Энни Вилларс возвращались из бара, с ними шли мужчина и женщина.

– О Боже, – выдохнул Колин. – Появился мой собственный Чантер. – Он укоризненно посмотрел на меня. – Почему вы не сказали мне о других пассажирах?

– Я не знал о них, ведь я не продаю билеты. Кто они?