Кёрс остановился около своей машины и подозрительно посмотрел на меня, на дом и на почтовый ящик, но в это время полисмен направился в нашу сторону, так что мой мучитель поспешил открыть дверь автомобиля и велел мне садиться.

– Лишние помехи нам сейчас ни к чему, правда? – произнес он. Таким тоном обычно обращаются к человеку с неуравновешенной психикой.

– Да, пожалуй, – согласилась я, встретив его пристальный взгляд.

И в этот момент я заметила человека средних лет, по виду клерка, остановившегося около почтового ящика и посмотревшего на землю. Он поднял письмо, осмотрел его и опустил в ящик.

Мы доехали до Харрогейта в разных вагонах и взяли два такси до разных отелей: я отправилась в гостиницу при водолечебнице «Свон», доктор – в пансион в нескольких кварталах от зала для питья минеральной воды. Кёрс сказал, что придет в лечебницу вечером, предупредив, что нас не должны видеть вместе. Он будет общаться со мной с помощью записок, которые я обязана неукоснительно уничтожать. Он разрешил мне выходить на прогулки днем, но на ночь велел возвращаться в гостиницу. Я понимала, сколько горя он может причинить моей семье, если я не буду выполнять все его требования.

Расплатившись с таксистом, я постояла минуту-другую, любуясь величественным четырехэтажным отелем, стоящим в некотором отдалении от шоссе за большой лужайкой. Увитый плющом фасад, импозантные дымоходы и мансарды делали его похожим скорее на виллу, чем на гостиницу. Я вошла через крытый портик. За стойкой регистратуры сидела женщина.

– Добрый вечер, мадам, – приветствовала она меня.

Я чувствовала, что одета бедно и неказисто по сравнению с ней. На мне были те же серая юбка, зеленый джемпер и темно-серый кардиган, что и накануне. Кёрс не дал мне возможности приобрести что-либо новое. Но он принес мне маленький кожаный чемоданчик, некогда принадлежавший его жене. Все остальное, сказал он, можно купить в Харрогейте.

– У вас есть свободные номера? – спросила я.

Женщина сморщила нос, проверяя записи в журнале. Я мечтала о ванне с горячей водой, потому что в лондонской квартире были только туалет и умывальник. Кёрс дал мне утром кувшин горячей воды, но это не могло меня удовлетворить.

– Да, есть. Сколько вы собираетесь пробыть у нас?

– Я думаю, не меньше недели.

– Полный пансион стоит семь гиней за неделю.

– Цена, по-моему, разумная, – сказала я.

Кёрс проинструктировал меня относительно многих действий, которые я должна была предпринять, строго следуя его указаниям, но, как ни странно, предоставил мне самой придумать, откуда я прибыла.

– Я недавно приехала из Южной Африки, из Кейптауна, – принялась я фантазировать, вспомнив, как хорошо я проводила там время с Арчи. – Первые три недели в Англии были такими суматошными, что теперь мне хочется немного отдохнуть здесь, в Харрогейте.

– Уверяю, что у вас будут для этого все возможности. Погода, конечно, не такая, к какой вы привыкли у себя дома, но Харрогейт славится своим отличным обслуживанием, – несомненно, вы убедитесь в этом сами. Известно ли вам, что мы можем предложить, если это вас заинтересует, ряд первоклассных услуг, например турецкие бани и минеральные ванны с «Виши»? Простите, как ваше имя?

– Нил, миссис Тереза Нил. – Я решила, что мне лучше выступать в роли замужней женщины, чтобы избежать нежелательного внимания со стороны постояльцев мужского пола.

– Очень хорошо, миссис Нил. У вас есть багаж, который наш носильщик помог бы вам донести?

– Пока нет, он прибудет позже. – Я врала с такой легкостью, что сама поражалась. – Но я собираюсь сделать кое-какие покупки. Мне говорили, что здесь есть очень неплохие магазины.

– Совершенно верно. Я могу дать вам список лучших торговцев. Вот ваш ключ. Сто пятый номер.

Я направилась к лестнице, но она остановила меня:

– Ах, миссис Нил!

Я вернулась к стойке.

– Простите, я забыла отдать вам письмо, которое пришло на ваше имя.

– Спасибо.

В комфортабельном номере с розовыми набивными обоями я наконец вздохнула свободно. Я наслаждалась тишиной. Подошла к креслу, стоявшему у окна, посмотрела на лужайки и прекрасные деревья перед фасадом. Парочка белокурых малышей под наблюдением гувернантки играли с волчком, визжа от восторга. Я, конечно, сразу вспомнила Розалинду, по которой уже успела соскучиться. Что она делает в этот момент?

Интересно, спрашивала ли она обо мне? Думать о том, как Розалинда, проснувшись утром, обнаружила мое исчезновение, было невыносимо. Но зато ей ничто не угрожало. А я прибыла сюда не для того, чтобы пить во́ды и поправлять здоровье, хотя это мне совсем не помешало бы. О цели моего приезда говорилось в письме, которое я держала. Я неохотно распечатала его и, присев на кровать, начала читать.

Этот тип был законченным садистом. Я представила, как он сидит в баре и развлекается, глядя, как я делаю из себя посмешище на танцплощадке. Я буду выглядеть комично. Для танцев у меня не было ни настроения, ни костюма, ни фигуры… Но разве я могла выбирать? Может быть, еще не поздно обратиться в полицию? Положим, я покажу полицейским письма Кёрса, но что, если он в отместку учинит какую-нибудь жестокость? Будет ли моя семья в безопасности, даже если его упрячут за решетку? Он сам говорил, что совершит что-нибудь ужасное, когда я буду меньше всего ожидать этого. Меня трясло, когда он перечислял возможные меры, которые он предпримет в случае моего сопротивления. Среди наименее непристойных было выкалывание глаз моей дочери. Как я могла бы жить дальше, если бы допустила такое? От одной мысли об этом у меня волосы вставали дыбом.

Я постаралась придать себе более презентабельный вид, стоя перед зеркалом ванной. Затем достала из сумочки маленькую фотографию Розалинды и пристроила ее на столике у кровати. При этом я не смогла сдержать слез, как ни старалась. Пришлось вернуться в ванную и умыть лицо холодной водой. Выглядела я еще хуже, чем прежде, но предательские пятна на носу и щеках удалось кое-как замаскировать пудрой. Затем я сбрызнула одеколоном джемпер и кардиган и покинула номер.